* * *

10 марта вслед за Греноблем пал Лион. Страна напоминала разворошенный муравейник. Все сновали и суетились, не зная, радоваться или спасаться бегством. Бурбоны уже успели надоесть. Но никто не хотел опять воевать. А возвращение Наполеона, понимал каждый, в любом случае означало войну…

И тогда власти идут на беспрецедентный шаг: навстречу мятежной наполеоновской армии выдвигается «храбрейший из храбрых» – маршал Ней. Но Ней уже не тот Ней, который вел свой корпус по скрипучему льду Днепра. Ней обещал Бурбонам доставить беглеца в Париж… в железной клетке.

Однако мало кто знал, что Ней колебался. Этот маршал был отчаянным и храбрым, но не подлым и забывчивым. Ней по-прежнему оставался маршалом Императора. И об этом знал не только он сам, но и Бонапарт. Ничего удивительного, что уже на марше Нею доставили коротенькую записку «от Самого»: «Ней! Идите мне навстречу в Шалон. Я Вас приму так же, как на другой день после битвы под Москвой».

И Ней все понял. Вскочив на коня, он выхватил из ножен саблю и воскликнул:

– Мои офицеры и солдаты! Дело Бурбонов дохлое! Оно погибло навсегда!..

Армия Нея в полном составе перешла на сторону Наполеона. Теперь можно было идти на Париж…

20 марта, в девять вечера Император вернулся в Тюильрийский дворец.

Как рассказывал графу Лас Казу сам Наполеон, Париж встретил изгнанника овациями: «…отбоя не было от тысяч офицеров и граждан столицы, пытавшихся заключить его в объятия; толпы восторженных людей понесли его на плечах во дворец среди сильнейшего хаоса, похожего на тот, что охватывает неуправляемую толпу, готовую разорвать человека на части».

А в Тюильри стояла непривычная суета: это лакеи спешно заменяли напольные ковры с королевскими лилиями на другие – старые, на которых красовались императорские золотые пчелы. Пчелы, пчелы, пчелы…

Была ранняя весна. Париж гудел, как растревоженный после зимней спячки пчелиный улей…

* * *

О Фуше вспомнили тогда, когда Паук этого вовсе не хотел. Он желал этого вчера, и будет желать потом, но вспомнили о нем в тот самый момент, когда больше всего хотелось затаиться, – во время марша Бонапарта на Париж. Крысы побежали с тонущего корабля с надменным названием «Королевство Луи XVIII». Судно разваливалось, а плавать никто не умел: все взывали о помощи.