Эйфория реванша быстро прошла. Дни, которые должны были стать для Бонапарта пиком всевластья, обернулись разочарованием. Он хотел мира, а взамен получил войну; мечтал избавить подданных от деспотии Бурбонов, но они ему не поверили. Император еще никогда не был так одинок, как в те пресловутые «Сто дней», обернувшиеся крахом надежд.

* * *

Если кошке показать мышиный хвост – только ее распалить. За хвостиком, знает каждый котенок, обязательно потянется вся мышь целиком. И кошка не успокоится, пока не разделается со всей добычей. Если дать льву кусочек мяса, он лишь недовольно скосит глаза. Кусочек – для шакала, льву подавай тушу!

Наполеон обошелся с Фуше крайне жестоко: не разглядев в нем льва, он отнесся к нему, как к шакалу, брезгливо вручив портфель министра полиции (к слову, в третий раз!). Фуше явно ожидал большего. Хотя бы… ну… возглавить внешнюю политику Империи. Не говоря уж о должности, которой совсем недавно кичился (будь он неладен!) хромоногий Талейран. А с Фуше – как с шакалом… Обидно.

Герцог Отрантский был достоин большего. Он не шакал, он – игрок. Азартный и страстный. И если бы г-на Фуше пригласили присесть за европейский игорный стол, где дипломатическая рулетка крутит-вертит судьбами монархов и целых стран, – вот тогда бы герцог Отрантский утер носы всем этим веллингтонам, меттернихам и блюхерам…

В этот раз кресло министра полиции унижало. Но еще больше унижал мерзкий герцог Ровиго, постоянно снующий перед глазами. Ровиго отныне – шеф всех жандармов; на самом деле – главный надсмотрщик за Фуше. Распоряжение Хозяина, чтоб служба медом не казалась… Наполеон, по-видимому, взялся за старое – навязать г-ну Фуше игру в кошки-мышки. Один неверный друг все-таки лучше, чем любой из верных недругов…

Стефан Цвейг: «…Для гения нестерпимее всего посредственность; и Наполеон, даже зная, что Фуше его обманывал, вместе с тем сознает, что тот его понимает. Как умирающий от жажды тянется за стаканом отравленной воды, так и Наполеон предпочитает услуги умного, хотя и ненадежного министра услугам министра верного, но недалекого. Десять лет ожесточенной вражды подчас непостижимее связывают людей, чем заурядная дружба».