Детективы и подозреваемый искали подходящее слово и остановились на слове «груз».

  – Легче перевозить в них груз.

  – А почему груз перевозить легче?

  – Его легче контролировать…

  Судя по показаниям Пойтинджера, Тед намекнул, что ему хотелось бы оказаться в какой-нибудь психиатрической лечебнице в штате Вашингтон. В таком месте, где его могли бы «исследовать».

  – Исследовать для чего?

  Пойтинджер, позднее отвечая на вопросы защитника Банди Майка Минервы, сказал:

  – Я полагаю, что суть этого разговора сводилась к тому, что его главная проблема заключалась в непреодолимом желании причинять женщинам тяжелые телесные увечья.

  Чэпмен, к которому Тед, как казалось, относился лучше, чем к остальным, спросил:

  – Тед, если ты скажешь мне, где находится тело [39], я пойду и найду его и сообщу ее родителям, что их ребенок мертв.

  – Я не могу этого сделать, потому что оно слишком страшно, чтобы на него можно было смотреть.

  Когда Теда позднее перевозили в тюрьму округа Леон в Таллахасси караваном самым серьезным образом охраняемых машин, детектив Дон Парчен снова спросил его:

  – Девочка мертва?

  – Вам, джентльмены, было известно, что вы имеете дело с очень странным созданием, и вам известно это уже несколько дней.

  – Нам необходима ваша помощь в поисках тела Ким, чтобы ее родители, по крайней мере, могли похоронить ее и продолжить жить.

  По словам Патчена, Тед приподнялся на стуле, смял пачку сигарет и бросил ее на пол, проговорив:

  – Но я же самый хладнокровный сукин сын из всех, кого вы когда-либо встречали.

  Если бы все не записанные на пленку высказывания Теда Банди воспринимались бы как абсолютно достоверные, тогда в личности этого человека проявилась бы сторона, не известная никому, кроме его предполагаемых жертв – а они уже ничего не скажут.

  Норм Чэпмен клянется, что Тед говорил именно эти слова и что однажды, когда Чэпмен сопровождал его в ванную 17 февраля, Тед признался ему, что не хочет говорить со своими государственными защитниками Терри Тарреллом и Элизабет Николас.

  – Он сказал: «Норман, ты должен избавить меня от них, потому что они пытаются убедить меня не говорить тебе то, что я хочу тебе сказать». Он говорил, что хочет рассказать нам о себе, своей личности, своей «проблеме», поскольку его фантазии подчинили себе его жизнь. Он работал с людьми, у которых были эмоциональные проблемы, но ни с кем не может поделиться собственными проблемами. Он пояснил, что из-за своих фантазий вынужден совершать антиобщественные поступки. Мы предположили, что его «проблема» имеет отношение к смерти. Он сказал, что, когда войдет в свою «юридическую» роль, будет говорить с государственными защитниками, и мы должны понять, какой большой уступкой с его стороны является такой способ общения. Он то и дело повторял, что не хочет лгать нам, но если мы будем давить на него, ему ничего другого не останется. Он говорил это много раз. Я сказал ему, что не могу удалить его государственных защитников. Он должен сделать это сам.