— Почему бы тебе не присоединиться ко мне на сцене? — спросила Жозефина Грейс в телефонном разговоре той памятной ночью. — Мы могли бы исполнить «Настоящую любовь», я спою за Бинга.

Представив, как они, одетые в бальные платья, исполняют этот дуэт, Грейс так расхохоталась, что из глаз у нее потекли слезы, а в левом боку закололо. Ей было слышно, как Жозефина на другом конце провода тоже заходится от смеха.

Когда приступ хохота стал утихать, перейдя в хихиканье, Грейс сказала:

— Спасибо, Жозефина. Ты даже не догадываешься, как мне это было нужно.

— Догадываюсь, девочка моя, — ласково ответила подруга.

Грейс почувствовала, как к горлу подступили рыдания. Неужели так очевидно, насколько она несчастна, или просто Жозефина слишком хорошо ее знает? Она предпочла бы второй вариант.

— Спасибо тебе, Жозефина. За все.

— Всегда пожалуйста. В любое время.

Хампердинк — замечательный певец, но он не был старым другом Грейс. Она не молодела и поэтому особенно жаждала утешиться в компании тех, кто хорошо ее знал. Мысль, что и без того тесный круг этих людей с годами будет лишь сужаться, пугала. Пальцы легонько коснулись украшения на шее, и Грейс с ностальгией подумала о жемчужных бусах, которые так часто надевала по просьбе Эдит. Странно, что кольцо от Картье с громадным бриллиантом теперь почти не привлекает ее внимания, будто став частью руки, как кожа, местами покрывшаяся коричневыми пятнышками от переизбытка солнца, и костяшки пальцев, которые в последнее время начали выпирать. Неужели когда-то она действительно так страстно хотела заполучить его?

Когда Ренье надел это кольцо ей на палец и Грейс ощутила его тяжесть, то еще не понимала, что оно означает на самом деле и какие обязательства к нему прилагаются. О да, ей казалось, что в свои двадцать шесть лет она знает все обо всем: в конце концов, она же покинула Филадельфию, стала звездой экрана, настояла на своем при заключении контракта с киностудией и храбро бросила не одного и не двух мужчин, когда стало ясно, что от них не дождаться того, что ей нужно. Она думала, что ясно видит мир и себя в нем. И как могла она теперь пытаться объяснить хоть что-то Каролине, которая ступила на опасную дорожку с Филиппом Жюно, не рассказав ей при этом, что на самом деле представляет собой ее собственный брак?

Как того требовал протокол ежегодного Гала-бала, Ренье пригласил ее танцевать. Легко коснувшись локтя Грейс, он прервал разговор, который только что завязался у нее с одним кинодокументалистом. Неохотно отказавшись от беседы о кино и искусстве, она позволила мужу себя увести, вспомнив, как часто он кружил ее в танце: и в отеле «Уолдорф-Астория» сразу после их помолвки, и на серебряном юбилее правления Ренье, и однажды… Грейс вспыхнула от одного воспоминания… нагишом, лет десять назад в Рок-Ажель, когда вдруг выключили электричество. После долгой возни Ренье заставил работать старый транзисторный приемник, поймав станцию, транслировавшую старые мелодии, пусть волна и постоянно уходила. Тогда они слишком много выпили и занимались любовью, а потом из приемника вдруг раздался ее собственный старый хит, «Настоящая любовь». Той ночью она чувствовала себя ужасно потерянной и не могла припомнить, когда с ней в последний раз было нечто подобное.