– И наше сообщение Наташе, наверное, тоже не дошло, поэтому она не отвечает. Кстати, я надеюсь, что Рихард не пришел в обозначенное место в указанное им время… Ведь не пришел, Сереж?

– Вероятно, пришел, – ответил Браверман спокойно.

– Хуже и быть не может, – констатировала я. И была не права. Потому, что хуже быть могло. Проверяя статус сообщения, которое час назад было отправлено Наташе, я заметила, что в получателях этого сообщения был указан Рихард: вчера, обменявшись с Наташей телефонами во время ужина, я вбила ее номер как N.vonSchirach. А Рихард у меня был обозначен R.vonSchirach. И, конечно, я перепутала адресатов. То есть я, выходит, проигнорировав его, пришедшего на встречу со мной, спустя несколько часов отправила ему сообщение для Наташи – о том, как хочу ее видеть!

Дура.

– Это какая-то дикая нескладуха. Так не бывает, – ошарашенно сообщила я Сергею.

Мы медленно подходили к Карлсплац. У «Макдоналдса» стояла толпа турецконемецкоподданных, культуру и язык которых так жаждал постичь Рихард. Я подошла к фонтану и села на прогретый солнцем камень, тупо глядя в телефон. Браверман сел рядом.

– Сам виноват, старый романтичный идиот, – ворчала я, – этот эпистолярный жанр! Он погубит фон Ширахов! Ну почему нельзя просто позвонить? Зачем все эти глупые сообщения – вензелечки слов? Чтобы теперь, в итоге, я чувствовала себя виноватой? Нет, моей вины тут нет…

Собирая вещи и отгоняя от себя зудящее комариным укусом ощущение, что случилось что-то непоправимое, я посмотрела на книгу Рихарда. Открыла первую страницу. Там была надпись не только на китайском – и на немецком. Ее я заметила впервые: «Прекрасной Тане, которая собою снова напомнила мне, почему русские женщины имеют так много достоинств».

Рихард, вы говорили мне не делать выводов, когда не знаешь причин и следствий. Так почему вы сами упорно не подходите к телефону, не желая выслушать мои объяснения? С другой стороны, как я могу объяснить нелепость, которая оборвала наше общение? Облачив ее в слова, я сделаю ее еще нелепее. Вы же писатель, вы бы поняли меня, правда? Я, конечно, не знаю истинных причин, зачем вам нужен был шанс всё изменить. Всего бы вы не изменили. Но я же понимаю, что вы говорили не обо всем, а о себе. И тут я не имела права вас подводить. Даже ненароком. Впрочем, вы уже совершили одно перевоплощение: человек, рядом с которым я встречала новый день на Мариенплац, кардинально отличался от веселой индюшки из Хофгартена.

Рихард, я очень хочу написать вам письмо, но я не знаю, что мне сказать: что я очень-очень сожалею о том, чего не знаю? Может быть, уже хватит с нас обоих нелепостей, ведь я могу их множить бесконечно долго. Да, Рихард, я, наверное, никогда больше не узнаю семейных тайн, которые вы готовы были мне открыть, много чего не узнаю о Бальдуре фон Ширахе, о Хенни, о Генрихе Гоффмане. И – что важнее – о вас. Но если бы вы сейчас могли услышать мои мысли, то знали бы, что именно в эту секунду, я думаю о вас как о «Sie», а не как о «sie».