– Его. Как я и думал, – кивнул Рихард, – «Тень моего отца». Считаешь, это я сам придумал? Это придумали другие. Такие, как ты. Кстати, мой отец, которого ты так жаждешь видеть во мне, напоминаю, был нацистским преступником: милый, интеллигентный, любящий музыку. Но хуже всего, что он ни к кому не испытывал чувств. Я спасся, просто спас свою жизнь только благодаря тому, что много читал, что был самоучкой. Чтение спасло меня, чтение помогло мне расти – и в какой-то мере дистанцироваться. Я критически относился к отцу по мере взросления – всё больше и больше. Я читал его письма, встречался с ним в тюрьме и в какой-то момент понял, что знаю такие вещи, о которых он знать не мог.

– Простите, но вы сейчас это придумали – про критическое отношение к отцу? – Я не придумала ничего лучше, как запрокинуть голову и посмотреть на часы с замершими фигурками. – Вы были от него без ума, как он был без ума от Гитлера. И гордились им. Вероятно, вы продолжаете им гордиться, даже если сами не хотите этого. Разве не так? Я ошибаюсь?

Фон Ширах хмыкнул.

У меня уже шея затекла смотреть на «глюкеншпиль», но встречаться глазами с Рихардом не хотелось. И тут совсем рядом я услышала его спокойный голос – прямо над своим ухом:

– Вопрос о том, горжусь ли я отцом, неуместен. Я не могу гордиться тем, кто разрушил нашу жизнь, из-за кого мы попали в практически безвыходную ситуацию, которую смогли преодолеть только благодаря упорству, хладнокровию, чувству юмора. Нам не нужны были все эти лишения. Вполне можно было бы обойтись без них. Если хочешь знать, как я на самом деле воспринимаю его, – то, скорее, как некую разрушительную силу, которая жестоко вмешалась в мою жизнь – вмешалась просто самим фактом своего существования. Вполне возможно, что, не будь ее, этой силы, я жил бы несколько по-другому. К счастью, я нашел опору в школе, в учебе, в чтении, мне была предоставлена возможность получить университетское образование в Мюнхене, я учился в Китае. Накопленные знания помогли мне высвободиться из пут национал-социалистической истории моего отца…

Я вспомнила: когда Рихард собирался подписать мне книгу, он открыл ее на какой-то странице и ткнул пальцем в маленькую фотографию. Снимок был сделан сбоку, даже, можно сказать, из-за спины мальчика лет десяти в коротких штанишках, который, подперев раскрытую книгу тощими коленками, сидел на крыше, за которой открывался вид на озеро. Это была очень трогательная и явно не постановочная фотография. Одинокий ребенок с книгой.

Я, наконец, закончила изучать Новую ратушу, которую теперь могла бы нарисовать с закрытыми глазами, и двинулась к Мариинской колонне.