Райнер стоял на улице, у дома, вместе с Анной-Марией и махал нам вслед – я смотрела в заднее стекло машины и видела, как с каждой секундой их фигурки становились всё меньше. Ну а потом – поворот. И одинаковые домики с разными заборчиками. Не белые – оранжевые, облитые заходящим солнцем, словно апельсиновым соком. И звенящий молчанием городок, чье название, как я и обещала Райнеру, никогда не назову. На прощание он сказал:
– Правые меня обвиняли, что у меня не те гены, – в этом они абсолютно правы. Я горжусь тем, что у меня не те гены. Для меня это комплимент.
Небо по имени Гиммлер
Небо по имени Гиммлер
Признаться, я вообще не собиралась писать главу о потомках Генриха Гиммлера. Более того, несмотря на мою вынужденную метафизическую близость к некоторым высокопоставленным нацистам в рамках проекта «Дети Третьего рейха», фигура рейхсфюрера СС Гиммлера, сама по себе загадочная (он всегда держался в тени Гитлера), не вызывала у меня особого интереса по ряду причин. Прежде всего, потому что «спикеров» от семьи Гиммлер – ни таких, которые бы несли за собой драму и страдание (Беттина Геринг пусть и не близкая родственница рейхсмаршала Геринга, но перевязала себе маточные трубы, чтобы не продолжать род), ни таких, кто мог бы рассказать о семье изнутри, – не было. Дочь Гиммлера, Гудрун, никогда не снималась, и у нее, пожилой фрау за восемьдесят, на то есть свои основания, о которых вы непременно узнаете из этой главы. Поначалу я питала иллюзии, что Гудрун изменит вдруг свою принципиальную позицию и всё-таки решится поучаствовать в фильме, но когда стало очевидно, что для меня она не сделает исключения, я утратила интерес к спецоперации под кодовым названием «потомки Гиммлера». Разумеется, я знала, что в Германии живет и внучатая племянница Генриха Гиммлера, Катрин. Она даже написала книгу «Братья Гиммлер»111 – о своем дедушке, которого никогда не видела, и его брате «Хайни». Но Катрин, во-первых, – родственница дальняя. Во-вторых, с психикой у нее в целом всё нормально. А когда нормально – тогда пресно и неинтересно.
Более того, Катрин, вроде бы не слишком стремящаяся к публичности, высказывалась в прессе о злодеяниях нацизма – в самых общих чертах – и даже читала лекции в университетах. Лекции о Третьем рейхе, Гиммлере и своем негативном отношении к нацизму, разумеется. У меня даже закрались подозрения, что Катрин словно бы «примазывается» к обличению нацизма на правах своего дальнего родства с Гиммлером. Так часто бывает, когда, кроме как на фамилии, не на чем заработать. И винить родственников нацистов за это трудно, ибо, зарабатывая деньги лекциями и книгами не самого занимательного содержания (многим из них попросту нечего сказать, кроме общих осуждающих пассажей), они всё-таки обличают своих предков и режим Третьего рейха.