Она резко умолкла, когда официантка поставила перед нею чай в высоком стеклянном стакане и блюдце с долькой лимона. Передо мной оказалось заветная чашка американо с молоком.

Мы с Катрин молчали и по-заговорщицки переглядывались, пока официантка нас обслуживала.

– Расскажи, пожалуйста, немного о твоем дедушке, – попросила я Катрин, видя, как она сосредоточенно пытается утопить в прозрачной чашке дольку лимона, а та никак не тонет.

Гиммлер начала свой рассказ тихим успокаивающим голосом – таким читают сказку ребенку. Речь ее казалась еще мягче от того, что заговорили мы по-английски (я заметила, что у нее совсем нет немецкого акцента, – классический British English в лучшем виде):

– О том, что я родилась в семье печально известного Генриха Гиммлера, я знала с самого начала, потому что мой отец всегда говорил об этом открыто и не делал из этого семейной тайны за семью печатями. Изначально он старался рассказать нам, трем своим детям, об этом как можно больше: об истории семьи, о наших связях с Гиммлером. Отцу было важно подбирать для нас правильную литературу, с тем чтобы мы знали еще больше. Это что касалось Гиммлера, семьи, Третьего рейха. С другой стороны, из отца нельзя было вытянуть ни слова о нашем дедушке, младшем брате Гиммлера, Эрнсте, который погиб в 1945 году. В то время мой отец был маленьким ребенком, так что он знал очень мало о своем собственном отце. И так же, как отец не отвечал нам на эти вопросы, ему на его вопросы в свое время не отвечала наша бабушка Паула. Вот уж кто кремень! Из нее и слова было не вытянуть про мужа после войны. В общем, я затеяла свои собственные поиски в архиве, чтобы узнать больше о своем дедушке, младшем брате Генриха Гиммлера.

– И как, ты узнала, отчего хотя бы погиб или умер твой дед в 1945-м?

Катрин закивала, сделала глоток чая и поджала губы в задумчивой улыбке, отчего на щеках ее, чуть разрумянившихся, обозначились ямочки:

– О том, что в 1945 году произошло с моим дедом, Эрнстом Гиммлером, существует минимум две версии. Вероятно, он покончил с собой в самом конце войны. Или погиб во время последних бомбардировок Берлина. Точно никто не знает. Он пропал без вести. Моя бабушка после войны о нем больше ничего не слышала, а уж о том, что с ним случилось, оставалось только догадываться.

– Хорошо, – сказала я, – а что вообще известно о брате Гиммлера, твоем деде? Очевидно же, что он наверняка состоял в партии, входил в СС…

– Для меня это не было столь очевидно. – ответила Катрин. – Особенно поначалу мне было тяжело, когда я обнаружила в архиве документы о вступлении моего деда в нацистскую партию. И ужасно, что вступил он в НСДАП в 1931-м, то есть еще до того, как Гитлер получил власть, а не в 1933-м, что было бы хоть как-то понятно и объяснимо. Так что, когда я искала информацию, с одной стороны, мне как частному лицу, занимающемуся историей своей семьи, было тяжело, с другой стороны, нужно было подавить эмоции, ведь я всё-таки профессиональный политолог, который пытается получить как можно больше информации и доказательств. Так трудно порой найти баланс между двумя сторонами самой себя!