Испанский богослов Исаак Арама (ок. 1420–1494), комментируя Второзаконие 20:10, приводит три причины, в силу которых перед началом военных действий следует попытаться заключить мирное соглашение:

a. надлежит следовать путями Господа, Который не желает смерти [людей] и разрушения мира, но прощает раскаивающихся;

b. мирное завоевание свидетельствует о силе и великодушии правителя:

c. исход войны в лучшем случае неизвестен, а в худшем — катастрофичен[713].

К сожалению, эти аксиомы то и дело опровергаются. Но современные проповедники пацифизма не устают призывать к отказу от войн и конфликтов. «Сегодня задача истинного пацифизма должна заключаться не столько в создании отталкивающего образа войны, сколько в понимании того, что, лишь познав другую красоту, мы сможем отказаться от той, которую нам всегда предлагала война. Создание другой красоты, быть может, единственный путь к настоящему миру. Мы должны показать, что в состоянии осветить мрак существования, не прибегая к военному огню. И придать вещам глубокий смысл, не вынося их на слепящий свет смерти. Мы должны научиться изменять свою жизнь, не отнимая ее у других, пускать в оборот деньги и богатства, не прибегая к насилию; находить свои этические ориентиры, не отправляясь искать их на пороге смерти; открывать самих себя в привычных местах и ситуациях, а не в траншеях; переживать самые невероятные эмоции, не стимулируя себя допингом войны и наркотиком маленьких повседневных жестокостей. Мы должны создать другую красоту»[714].

Об этой гармонии и тихой силе, которая лучше всякой агрессии держит соперников на расстоянии, рассказывает притча «Боевой петух»:

«Один государь решил завести себе боевого петуха. И поручил его тренировку живущему рядом мудрецу. Государю не терпелось испытать нового бойца на петушиных боях, и по истечении десяти дней он спросил мудреца:

— Готов ли петух к поединку?

— Еще нет. Ходит заносчиво, то и дело впадает в ярость, — ответил мудрец.

Прошло еще десять дней, и государь снова задал тот же вопрос.

— Пока нет, — ответил мудрец. — Он все еще бросается на каждую тень и на каждый звук.

Минуло еще десять дней, и царь вновь спросил о том же.

— Пока нет. Смотрит гневно и силу норовит показать.

Мир да лад — большой клад

Мир да лад — большой клад

Спустя десять дней государь вновь спросил о том же.

— Теперь готов, — ответил на этот раз мудрец. — Даже если рядом закричит другой петух, он не беспокоится. Посмотришь издали — словно из дерева вырезан. Жизненная сила в нем достигла завершенности. Другие петухи не смеют принять его вызов: едва завидят его, как тут же бегут прочь»[715].