«Я люблю тебя, мама, и я всегда тебя любил». Она улыбается сквозь слезы, как и все мы. Дети целуют бабушку, и мы прощаемся.

Спустя несколько месяцев после смерти матери у моего отца, которому пятьдесят девять лет, тоже начинаются проблемы со здоровьем. У меня нет никаких сомнений, что он любил маму до последних дней ее жизни. Ее смерть стала предзнаменованием его собственной кончины.

На протяжении целого года он болеет, периодически лежит в больнице. Рак начался в простате, потом распространился на почки. Хирургическое вмешательство, облучение, химиотерапия, визиты к докторам-светилам – все оказалось безрезультатным. Отца кладут в хоспис, в котором он и умрет.

Меня проводят в комнату, где стоит одна кровать, над которой висит распятие. Я не видел его несколько месяцев и понимаю, что в кровати лежит человек, которого я совершенно не узнаю. На какое-то мгновение мне кажется, что меня по ошибке привели в другую палату, но лежащий передо мной скелет совершенно точно является моим отцом. Он смотрит на меня глазами умирающего от голода ребенка. Медсестра, которая провела меня в палату, вежливо пододвигает для меня стул.

«К тебе пришел твой всемирно известный сын, Эрни».

«Вот как?»

Я стараюсь взять себя в руки, ведь где-то глубоко в душе мне хочется убежать из комнаты, словно испуганному ребенку.

«Привет, пап».

«Я оставлю вас. У вас наверняка есть о чем поговорить», – произносит медсестра и уходит.

Я понятия не имею, что сказать, поэтому беру его ладонь и массирую треугольник между большим и указательным пальцами. Я не держал отца за руку с тех пор, как был ребенком. У него большие квадратные ладони с глубокими морщинами и крупные суставы на мускулистых пальцах. Руки моего отца – это не тонкие выразительные руки художника, но в них есть элегантность, и в момент, когда он так близок к смерти, в них присутствует честная и прозрачная красота. Это руки рабочего человека.

«Откуда ты приехал, сын?»

«Вчера вечером прилетел из Америки, папа».

Он усмехается.

«Издалека же пришлось добираться, чтобы увидеть отца в таком виде».

«Месяц назад тебе было лучше».

Он качает головой.

«С тех пор, как умерла твоя мать, у меня все было плохо».

Я молчу, потому что знаю, как сложно ему далось это маленькое признание. Я беру ладонь другой его руки и начинаю массировать, но он хмурится от боли. Я даже и не представляю, каково ему сейчас. Может быть, ему нужен еще один укол морфия. Он выглядит так, будто ему сто лет.