– Я хочу увидеть его.

– Нет, – хмыкнул майор.

– Ну и ладно. – Зотов повернулся и похромал, припадая на левую ногу. Скоро ты, сука, по-иному заговоришь…

– Никуда не уходите, Виктор Палыч! – насмешливо крикнул в спину Лукин. – Эвакуация на носу, кота за шарики не будем тянуть. Вечером трибунал – и сразу приговор в исполнение. Шлепнут вашего Волжина.

Мысли спутались, полетели беспорядочной стаей. Твою же мать. Не было печали, черти накачали. Без этого проблем выше крыши. А Лукин, сука, упорный. Немцы контрпартизанскую операцию развернули, все на соплях повисло, совет командиров собирается, а он все это время Волжина крутит. Сволочь.

Решетов сидел на пеньке возле землянки, попивая чаек и олицетворяя собой островок безмятежности посреди царящего хаоса. От сердца чуть отлегло. Живой и вроде здоровый. При виде Зотова скрыл хитрющую улыбку и отрапортовал:

– Здравия желаю, товарищ фельдмаршал. За время вашего отсутствия происшествий не было, личный состав отдыхает, потерь нет.

– Карпин где? – угрюмо спросил Зотов.

– Ты чего не в духе? – подозрительно прищурился Решетов. – Думал, вернешься довольным.

– Карпин где?

– В землянке, хреново ему. – Решетов кивнул за спину. – Толком объяснить можешь?

– Сейчас узнаешь. Пьет?

– Не, завязал.

– Давно?

– Послезавтра третий день будет.

– Ясно. – Зотов отдернул плащ-палатку на входе. Голый до пояса лейтенант сидел на нарах, протирая тряпочкой снятый ствол «Дегтяря». Тугие мышцы лоснились в пыльных лучиках света, льющегося из слепого окна. Разобранный пулемет был аккуратно разложен на дощатом столе. Консервную банку доверху набили окурками самокруток. Пахло потом, оружейным маслом и табаком. У противоположной стены лежал, скучая, рядовой Капустин.

– Здрасьте. – Лейтенант поднял глубоко запавшие, в черных обводьях глаза.

– Пошли, – выдохнул Зотов. – К Лукину. Сашка признался в убийстве.

Сзади удивленно присвистнул Решетов.

– Во, а я думаю, чего он такой довольный с утра.