В дверь сунулся часовой, глаза у парня полезли на лоб.

– Назад, – бросил Решетов через плечо.

Василь валялся безжизненной грудой. Худощавый стрелок корчился на полу, давясь надсадным астматическим кашлем. По-собачьи скулил забившийся в угол Сашка. Часовой испуганно пискнул и убежал.

– Сашка. – Карпин, переступив через тушу Петро, склонился к Волжину.

– Не трогай, не трогай меня, пусти. – Сашка свился в кольцо. – Я виноват…

Лейтенант с легкостью подавил сопротивление, распустил завязки Сашкиных кальсон и потянул тонкую ткань на себя. До Зотова донесся глухой звериный рык. Сначала показалось, что под штанами еще одни. Сашка бился и кричал. Его ноги превратились в сине-черно-багровое месиво изодранной плоти. Пытал Сашку мастер. Человек, искренне любивший свое ублюдское дело. Никаких следов крови, только огромные синяки и страшные, сочащиеся желтой сукровицей ожоги. Это продолжалось не один день. Пока Зотов с компанией ошалело бегали по лесам, Сашку мучили, и никто ему не помог. И Сашка сломался. Гордый, насмешливый, смелый, вечно сам себе голова Сашка Волжин сломался. Любой бы сломался рано или поздно.

– Это он сам. – К Лукину вернулось самообладание. – Я его пальцем не тронул, правда, Сашенька?

– Сам я, сам. – Сашка скулил и ползал в ногах, пуская вязкие слюни. – Никто меня… Сам.

– Ну, видите? – осклабился Лукин. – Несчастный случай. А меня Сашенька любит. Я у него единственный друг.

Через что прошел Сашка, Зотов знать не хотел. Но он прочувствовал эту боль, пропустил ее через себя. Раньше, лет двадцать назад, он дал бы волю эмоциям. Водился за Зотовым этот грешок. Потом жизнь отучила, залила пламя холодным расчетом и привычкой продумывать ходы наперед. Зотов сдержался, начав считать про себя: один, два, три… На счет три Карпин сорвался с места и вцепился в Лукина, словно пес. Майор завизжал, оба упали под стол, пихаясь и ворочаясь в тесноте. Мишка оказался сверху, смазал майору по морде, попав, жалко, вскользь. Лукин, мужик здоровый, повоевавший, сопротивлялся, прикрываясь руками и пытаясь спихнуть с себя осатаневшего лейтенанта. Удары шли вязкие, словно в тесто.

– А ну, прекратить! – В землянку ворвался Марков, взъерошенный, дикий, с перекошенным от страха лицом. Зотов никогда не видел командира таким. – Разошлись быстро!

Марков ухватил Карпина за плечи, оторвал от майора и с неожиданной силой отшвырнул прочь. Мишка пролетел пару шагов и впечатался в нары. В дверях толпились партизаны, мелькало красное изумленное лицо Аверкина.

– Сукины дети! Отошли! Как пацанята неразумные!