К рассвету весь отряд знал – ночью у решетовцев рванула граната. По глупости, ясно. Один убит, много раненых, сам Решетов в крайне тяжелом состоянии, Ивашов борется за жизнь капитана. Счет идет на часы, требуется срочная операция, нужны медикаменты, кровь и врачи. Пришлось пренебречь всеми правилами безопасности и выйти на связь с Большой землей. Центр дал добро на эвакуацию. Ночью будет самолет, риск огромный, но другого выхода нет, борт попытается всеми правдами и неправдами прорваться через немецкую ПВО. Пружина крысоловки взвелась.

С самого утра зарядил сволочной мелкий дождишко. Небо заволокли низкие тяжелые облака. Лес утратил краски, зелень поблекла, сапоги скользили по раскисшей тропе. Хорошая погодка, нелетная, самая любимая для бойца. Пусть сырой, пусть продрогший до косточек, пусть зубы прилязгивают, зато ни одного самолета, полная благодать.

Перевязанный стираными бинтами бок нещадно пекло, Ивашов-живодер ковырялся, будто у него и вправду анестезия была. Зверюга. Вся операция не заняла и десяти минут, в тазик с кровью и сукровицей на дне лязгнули три осколка не больше спичечной головки. Вроде такие крошки, а ощущения, словно снаряд от гаубицы в бочине застрял. Ивашов, падла, на память взять предлагал, на шею повесить, перед бабами хвастаться. Зотов вежливо отказался. Знал бы товарищ доктор, сколько железа из Зотова за время службы повыковыривали… Грамм, наверное, на двести потянет.

– Виктор Палыч. – Колька Воробей пошел рядом с самым загадочным видом.

– Да, Николай.

– Виктор Палыч, а я чего вызнал.

– Ну, не томи, – поморщился Зотов.

– Помните, велели по Твердовскому информацию собирать? Так я собрал. – Колька горделиво воздел остренький нос. – У него в Глинном, деревенька такая тут недалече, женщина есть, Антониной Лазаревой зовут.

– Вот как, – удивился Зотов. – Прямо и женщина?

– Ага. – Колька доверительно коснулся локтя. – Олег Иваныч, пока живой был, постоянно к ней шастал. У нас про то всякий знает.

– Раньше почему не сказал? – напрягся Зотов. В этом деле могла сгодиться каждая мелочь. Лазарева – свидетель, которого не проверяли. Причем свидетель крайне ценный: особисты, они тож мужики, а после любви, бывает, чего не наговоришь.

– Забыл, – оправдался Колька.

– А теперь вспомнил?

– Мужики вчера рядили про энто между собой, я и вспомнил.

– Благодарю за службу, агент Воробей.

– Да я чего, я завсегда, – смутился Колька и поспешно отстал.

Жар от ран, залитых йодом с водой, полз по спине и груди. Глинное… Надо бы проверить, если найдется время. В висках стучали звонкие молотки, временами зрение резко ухудшалось, и Зотов шел, с трудом переставляя ватные ноги и шумно дыша. Лес расплывался и темнел. Километра через четыре Зотову стало гораздо хуже. Он споткнулся и едва не упал.