– Да нет, это смеюсь я так. Анекдот вспомнил один.

– Потом расскажете?

– Он не для детей. – Зотов чуть не завыл.

– Бок и спину осколками посекло, – сообщила сестра. – Я перевяжу – и в санчасть, там доктор посмотрит.

Снова затрещала одежда, на этот раз не его. Сестричка рвала на себе рубаху или юбку, Зотов не видел. Перед глазами мелькали ноги и полосы света. Из землянки выносили тела, но кого именно, было не разглядеть.

– В санчасть уносите, к Ивашову! – крикнул Марков и присел рядом. – Живой Решетов, живой, сильно поранен, весь в крови, но живой.

Зотов облегченно забулькал. Главное – жив. Но, видать, крепко досталось, Никита ближе всех к входу сидел.

– Этого к доктору, быстро! – приказал Марков. – Не растрясите!

Зотова бережно переложили на одеяло и потащили в ночь. Санчасть встретила ярким светом, едким запахом хлорки и бренчанием инструментов. Нет ничего хуже больниц, Зотов их навидался. Его взгромоздили на стол.

– Ну куда вы его? – возмутился местный хозяин. Доктор Ивашов был без маски и без халата. Зотову окончательно поплохело. Лишь бы не пьяный…

– А чего? – спросил кто-то из партизан.

– Ничего. Надо понимать. Ранение легкое, осколки по касательной прошли. – Ивашов ткнул чем-то острым в открытую рану. Зотов охнул. Ну, сука.

– Парочка застряла под кожей, ничего страшного, – пояснил Ивашов. – Снимайте и давайте тяжелых.

– Мы откудова знали? – сконфузились перед образованием партизаны. Немного обиженный Зотов перекочевал на пол. Вот так вот. Жди своей очереди. От сердца почти отлегло. Осколки по касательной – это херня, заживет как на собаке, пара лишних шрамов не в счет. В санчасть заводили решетовцев, к счастью, своим ходом, не волоком. Зотов видел побелевшие, грязные лица и напуганные глаза. Даже крови нет. Что за граната такая? В замкнутом пространстве, а почти без потерь. Попалась с брачком? Всего Зотов насчитал четверых партизан. Троих не хватало. Решетова, Есигеева и часового, того угрюмого, неразговорчивого мужика.

На стол взгромоздили окровавленного человека, Зотов с трудом узнал Решетова. Медсестрички, вооруженные ножницами, резали куртку и гимнастерку. Капитан лежал без сознания, обмякший, словно тряпичная кукла. Зотов почувствовал тошноту. У Решетова не было лица. Кровь текла тонкими ручейками, и клок волос почему-то торчал около носа, закрывая глаза.

Следом внесли второе тело и, за неимением места, положили у стены. Часовой Фома Крытов лежал навзничь, закрытые веки подергивались. Над ним захлопотала белокурая Ирочка. В дверь сунулся Карпин, за ним подпрыгивал Колька Воробьев и просматривался невозмутимый, заспанный Шестаков.