Последняя запись после долгого перерыва, 1942 год:

28 апреля

Твердовский убит. Это моя вина. Они убили его. В отряде появился человек из Центра, и Олег определенно был намерен поделиться с ним подозрениями. Он подписал себе приговор. Значит, все подтвердилось. Кровь Твердовского на моих руках. Я по локоть в невинной крови, пришла пора смыть ее кровью виновных. Много званых, да мало избранных. Господи, на тебя одного уповаю. Помилуй мя грешного…

У Зотова из горла вырвался сдавленный хрип. Так хрипит загнанный раненый зверь. Дневник убийцы дал ключ к разгадке. Игра подошла к завершению. Зотов нашарил в кармане позабытую записку Каминского и, уставившись пустыми, омертвевшими глазами на перепуганного Маркова, сказал тоном, не терпящим возражений. Его голос был глух:

– Мне нужен журнал боевых действий отряда, прямо сейчас. И пусть позовут Анну.

Последняя роль для Ерохиной, нечто страшное для всех остальных. Марков унесся, не задавая вопросов, а Зотов уже забыл про него. Он лихорадочно искал в бумагах Твердовского списки личного состава, чувствуя, как мгновенно промокшая гимнастерка липнет к плечам и груди.

Глава 23

Глава 23

Урочище Брюховатое проявилось на фоне ночного неба темной громадой брошенной церкви. Крест колокольни цеплялся за звезды и мертвенно подсвеченные луной облака. Центральный купол обрушился, четыре малые главы зияли прорехами сорванной кровли. В стрельчатых окнах прыгали отсветы пламени, и вся эта картина навевала грусть и мистическую тоску.

Зотов шел по лесной заросшей дороге в открытую, не таясь и даже специально насвистывая. Очень бы не хотелось, проделав долгий и утомительный путь, нарваться на очередь от часовых. Автомат он забросил за спину, шагал осторожно, поминутно подсвечивая под ноги фонариком и вполголоса матерясь. Время перевалило за первый час ночи.

– Стой! – грозно окликнули из темноты.

Зотов послушно остановился.

– Кто таков? – Голос показался знакомым.

– Ты, Пакшин? – осведомился Зотов. – Это Зотов, помнишь, ты кашей кормил? Мы с тобой в одной землянке чуть на гранате не взорвались.

– Ясно. – Из голоса партизана ушли тревожные нотки. – А я думаю – кто по лесу шляется. Ты бы еще в воздух палил. Чему вас только учат в Москве?