– Извини. – Зотов вышел на голос.

– Ближе не подходи, натопаешь, у меня лежка тут, за дорогой слежу.

– Понял. – Зотов поравнялся с местом наблюдательного поста. Пакшина видно не было, замаскировался на славу. – Капитан где?

– В церкви.

– А Колька?

– Кто?

– Пацан, который с вами ушел.

– А-а, этот. – Показалось, будто Пакшин замялся. – Не знаю. Че я, пастух? Все в дозорах стоят. У капитана спроси.

– Так я пойду?

– Так иди.

От Брюховатого не осталось следа, на бывшие поля и огороды высыпал березняк, обочины бывшей деревенской улицы заросли одичалым шиповником, стеной непролазного терна и сухой крапивой в человеческий рост. Старые тополя угрюмо шумели кронами, лишенными вороньих гнезд. Где нет человека – нет и этих умных, пронырливых птах. Все здесь умерло, погибло, рассыпалось в прах. Здесь люди убивали людей ради горсти бумажек и нехитрого скарба. Измывались, насиловали, жгли. Оттого так неуютно и страшно. Сбоку дороги груда сгнивших бревен – колодец. Зотову почудился плеск мертвой, протухшей воды в глубине.

Церковь вырастала в размерах, возносилась над головой темной жутковатой махиной, увенчанной покосившимися остовами православных крестов. Казалось, еще шаг – и ударит призрачный колокол. Дверь отсутствовала, внутри призывно и как-то неожиданно по-домашнему мерцал оранжевый свет. Ощутимо тянуло дымком и гречневой кашей. Товарищ капитан покушать изволит? Не поздно? Хотя да, днем будет не до еды…

– Эй, хозяева, дома кто есть! – на всякий случай обозначил присутствие Зотов.

По облупившимся стенам запрыгала длинная изломанная тень, угрожающе звякнул металл.

– Батюшки, Витя! – всплеснул руками появившийся Решетов. – Какими судьбами?

– Мимо проходил, дай, думаю, загляну.

– Ну молодец! – обрадованный Решетов потащил его в церковь. – Ты один?

– Один, – кивнул Зотов. – Архаровцы мои отдыхают.

Решетов на мгновение задержался у входа, слушая ночь. Зотов спиной ощутил подозрительный взгляд. Пол устилали груды битого кирпича, со стен смотрели полустертые фрески: святые с незрячими глазами и крылатые ангелы, теряющиеся где-то под куполом. Пахло сыростью и перепрелым листом. В церкви горел небольшой костерок, заставляя непроглядную тьму прятаться в дальних углах. У костра сидел Кузьма с автоматом на коленях и жарил на углях кусок сала. Рядом под крышкой попыхивал котелок и закопченный чайник с изогнутым носом.

– Витя пришел, – счастливо заявил Решетов.