Понять сложно, ничего не соображаю.

– Пошёл на хер, – говорю.

– Вставай, блин! – не отстаёт неизвестный.

– Если я сейчас встану, то ты ляжешь, гандон!

Тут мне этот незнакомец залепил мощный подзатыльник. Я попытался вскочить в гневе, да какой там вскочить, я еле сполз, да ещё чуть не упал. Короче, сел я кое-как и вижу, что надо мной звёзды сияют нежно, луна такая круглая и приветливая, а я на скамейке во дворике института всё ещё пьяный. Надо мной, затмевая часть неба, колышется какая-то тень. Смотрю, и понимаю, что это Егор Мотельевич.

– Иван, ты охренел? Ты спишь здесь полдня. Тебя весь институт видел.

– Простите, Егор Мотельевич, – поник я. – Заснул.

– Я вижу, что заснул! Не по чину ты Иван, бухаешь! Не по чину!

– Это как?

– А так, что бухаешь ты, как будто ты здесь ректор. А ректор-то совсем не ты, а я.

– Извините… Я больше не буду…

– Это из-за Машки что ль?

Я задумался. Какую Машку, интересно, он имеет в виду? Марию Петровну или студентку? Я решил не выяснять.

– Да, – говорю.

– Любовь – страшная сила! – вздохнул он и закурил. – Я как-то из-за любви на спор выпил двадцать бутылок пива за два часа.

– И что? Это её покорило?

– Ты знаешь, нет. Я после того как очнулся весь обоссанный, больше её не видел.

– Ужас, Егор Мотельевич!

– Да, дурак был… Ладно, пойдём. Ляжешь у меня в кабинете на диване, а утром домой езжай.