И тут же подумал: «А он, оказывается, умеет улыбаться!»

Причем — очень красиво улыбаться. Ироничное выражение, которое Мертвый умело напялил на лицо, запросто подошло бы рекламному плакату: «Удаленный психоанализ. Читаю мысли на расстоянии».

— Я ведь говорил, что любознательный, — напомнил Кауфман. — А еще — я сам устанавливаю границы своих интересов.

— Не думал, что офицеры СБА столь самостоятельны.

— Не все.

— Приятно слышать.

Бутылка постепенно пустела. Мертвый сделал довольно большой глоток и продолжил:

— Признаюсь, первое покушение на вас стало для меня полной неожиданностью. Я заинтересовался. Каждое утро пересчитывал архиепископов, предполагая, что начались внутренние разборки и скоро вы предпримите ответные действия, но время шло, а война так и не случилась. Вместо этого вы принялись разъезжать по миру с пастырскими визитами, однако ни разу не появились в Новом Орлеане. Вот я и сделал вывод, что ваш враг — Ахо. Вербуете сторонников?

— Несу пастве слово Иисуса Лоа.

— За полтора года вас пытались убить трижды. Сегодня — в четвертый раз. Вдруг следующее покушение станет удачным?

— А вдруг нет?

— Почему вы пошли против Ахо?

— Потому что у меня не было другого выхода.

— Он почувствовал в вас угрозу?

Огоньки вдруг исчезли, однако лед уже подтаял. Мертвый смотрел не холодно, а заинтересованно, очень внимательно. Потеплевший ледник призывал: «Я пришел сюда ради этого разговора, не закрывайся, Джезе!»

Мбота старательно вещал кафрам, а духи Лоа по-прежнему толклись у дверей гостиной.

Что за человек сидит в кресле напротив? Какую игру он затеял?

— Мы перестали доверять друг другу, — повторил Папа. Помолчал, но все-таки решился развить ответ: — Произошло событие, после которого мне стало трудно, практически невозможно подчиняться Ахо. Хотя я обязан. — Пауза. — Я впитал в себя Католическое Вуду, Макс, я верен учению Мботы и поэтому долго боролся с собой. Хотел вернуться в прошлое, в то время, когда я был послушен и предан Ахо. Но духи Лоа не позволили мне успокоиться. Духи Лоа любят свободных и сильных. Склони я голову — перестал бы быть собой, потерял бы уважение всех Тринадцати Пантеонов. От меня осталась бы лишь оболочка… — Папа долил себе коньяк, глотнул. — Я надеялся, Ахо поймет, что происходит, и сохранит статус-кво: он не трогает меня, я не трогаю его. Но он подослал убийц. И тем не оставил мне выбора.

— Надеетесь его сместить?

— Я планирую его сместить, — жестко и уверенно произнес Папа. — Чувствуете разницу?