— Думаю, вам было очень сложно, — вздохнула Юля.

— Вот именно. Очень.

— А сами вы на кого подумали? Сразу?

— Сам я ничего толком не думал. Когда я узнал, у меня случился нервный срыв. Потом уже стал соображать. Люди говорили про ведьмака, но мне не больно верилось. Уж слишком это фантастично! Я вообще в ведьм не больно верю.

— А это вы зря, Борис Борисович…

— Почему?

— Я с ними разговаривала — страшные женщины.

— Может быть. Но чтобы вырезать сердце… Не верю. Уголовник Жирков был мелким хулиганом, рисовщиком, думаю, он бы мог кому-то, если говорить на их жаргоне, сунуть перо в бок и скрыться, но вырезать сердце — вряд ли. Это мог сделать только тот, у кого у самого сердце было вырвано. И если говорить честно, я думал на Чаргина. Но у него было алиби — он где-то пировал с двумя друзьями. Оба молодчика поклялись, что проводили время вместе. А ведь ее еще изнасиловали! Боже, боже… — Рутиков закрыл лицо руками. — Вот вы пришли, и мне все это вспомнилось, весь этот ужас…

— Простите, но я хочу найти убийцу студентки из лагеря археологов, и у меня есть все основания думать, что два эти убийства связаны между собой.

— Но ведь двадцать лет прошло, — вздохнул Рутиков.

— В пределах жизни одного маньяка допустимо. Разве нет?

Заведующий клубом взглянул в глаза гостьи.

— Да, в пределах, — согласился он.

— И я о том же. Ведьмака Ершова нет в живых, зарезали Жиркова, уехал с концами Семен Чаргин. Поэтому я и решила навестить вас. Я не стану писать о ваших личных делах, можете не беспокоиться.

— Пишите что хотите, — вдруг сказал Рутиков. — Мне все равно. И уже давно.

Юля встала.

— Если у меня будут вопросы, я могу вам позвонить?

— Конечно, — ответил Рутиков, достал из стола визитку и протянул Юле. — Успехов в расследовании.

— Всего вам доброго, — кивнула Юля и направилась к дверям кабинета.