— Как какой? — Юля вернулась, обняла кухонный косяк. — Фотоальбомы нашего Бориса Борисовича.

— А-а! — протянула та. — Сейчас покажу, как я умею! Как сшила их, как в порядок привела. Там пять альбомов! Только чай заварю.

Она бросила в чайник пару ложек заварки, залила кипятком.

— Пошли в светелку, — сказала тетя Глаша. — Там у меня работа идет.

И вот она уже показывала приземлившейся на стул Юле фотографии разных лет, на которых был запечатлен Борис Борисович Рутиков, от того периода, когда он валялся в пеленках до зрелых лет.

— А вот Раиса Павловна его, — тетя Глаша, указала на женщину с властным лицом. — Ох, пока не заболела, гром-баба была. Все ее боялись. Борька больше всех, — мимоходом проговорилась она.

Юля едва не выпалила: «Узнаю ее!» Но сдержалась. Женщина с фотографии на могильном памятнике. Только тут, на многих снимках, она была моложе и куда привлекательнее. Ей было тридцать, когда она завладела двадцатилетним Борей Рутиковым. Что ж, такие браки хорошо известны. Сильная зрелая женщина находит молодого любовника, приручает его, учит любовной и житейской наукам. Она властвует над ним безраздельно, доминирует во всем. Но если сам он не законченный дождевой червяк, то боком выйдет жене такая власть. Повзрослев, мужчина никогда не простит женщине этого первенства. Сознательно — простит, подсознательно — нет! А она не захочет замечать его роста. И потом случится катастрофа. Она раньше его постареет — а это почти во всех случаях становится приговором для женщины. Так было и у Рутиковых. К тому же тяжелая хворь овладела ею, отчего она стала еще невыносимее и злее. Борис Борисович нашел весенний молодой цветок, который дал ему новую счастливую жизнь, а потом этот цветок кто-то безжалостно и жестоко растоптал.

— А вы ее хорошо знали? — спросила Юля. — Раису Павловну?

— Еще бы не знать! Борю-то она в кулаке держала. Пока хватка не ослабла. — Возможно, тетя Глаша уже подзабыла, как расхваливала семейного Рутикова. Хозяйка вздохнула: — Он мне так сказал, Боря-то: «Ты, Кузьминична, мои фотки отдельно, а ее отдельно». Не хотел, стало быть, он ее соседства. Только ты о том молчок, балерина.

— Ясно дело, — кивнула Юля.

— Вот я и стараюсь. Поделила, теперича всех по своим местам. Тут у меня Боря, — она положила правую морщинистую руку на стопку фотографий, — а тут у меня — Рая, — она накрыла левой рукой вторую стопку.

Внезапно взгляд Юли упал на фотографию из стопки, где были снимки Раисы Рутиковой. Девушка лет пятнадцати в длинном светлом платье. Миловидное лицо с колючими глазами можно было узнать сразу. Но была рядом и другая фотография — та же юная Раиса, а рядом с ней еще одна девушка, только моложе на пару лет, чуть долговязая, даже угловатая, с насупленным недовольным лицом. Тоже в длинном платье, с волосами, скорее похожими на пучок соломы.