– Какой кошмар! – ахнул Драммонд.

– Разве вы не знали?

– Откуда? – Между потемневшими глазами Драммонда пролегла тонкая морщина.

– Вас не позвали на его восемнадцатилетие?

– Позвали, конечно. Как-никак я приходился ему крестным отцом.

– И вы совершенно не помните Рианнон?

– Господи, мыслимо ли было упомнить всех по именам! Молодежи собралось более ста человек. Джаспер приказал установить в саду шатер, а Патрисия устроила квест – поиски кладов.

– В самом деле? – удивился Страйк.

В программу его собственного восемнадцатилетия, которое отмечалось в Шордиче, в захудалой пивной, поиски кладов не входили.

– Без выхода за пределы усадьбы, конечно. У Фредди был сильно развит состязательный дух. Получилось очень весело: за каждый успешно пройденный этап – бутылка шампанского, все шло как по писаному. Мне поручили отвечать за третий этап – в том месте, которое у детей всегда называлось ложбиной.

– Это котловина рядом с лачугой Найтов? – как бы между прочим уточнил Страйк. – Видел, видел – там крапива по колено.

– Подсказку мы разместили не в ложбине, а под ковриком у лачуги Джека о’Кента. Шампанское как таковое никто бы ему не доверил – все знали его слабость по части спиртного. Я сидел в шезлонге на краю ложбины и наблюдал за охотой. Все, кто находил очередную подсказку, получали свое шампанское и шли дальше.

– А для гостей младше восемнадцати лет не предусматривались безалкогольные напитки? – поинтересовался Страйк.

Слегка раздосадованный такой въедливостью, Драммонд бросил:

– Пить шампанское никого не принуждали. Но это же было восемнадцатилетие, торжественная дата.

– Стало быть, Джаспер Чизл никогда не делился с вами той информацией, которую хотел утаить от прессы? – спросил Страйк, возвращаясь к главному.

– Ни разу.

– Когда Чизл просил меня найти управу на шантажистов, он намекнул на какие-то дела шестилетней давности. Мол, тогда это не считалось нарушением закона, а теперь считается.

– Понятия не имею, о чем идет речь. Джаспер был в высшей степени законопослушным гражданином, так и знайте. Не только он, но и все его родные, столпы общества, усердные прихожане, сделали столько добра для всей округи…

За этим последовало прославление чизуэлловских благодеяний, которое заняло пару минут, но не могло обмануть Страйка. Он понял, что Драммонд занялся словоблудием именно потому, что точно знал, в чем вина его друга. Сейчас он пел дифирамбы Чизуэллу и его семье – за исключением, естественно, паршивой овцы – Рафаэля.