– Никаких, – сказала Робин, – но ты, как мне думается, при желании мог бы соблазнить любую…
– Не льсти, это не твое. Говоришь, «мы считаем, в тот раз все и началось»? И это все, что у тебя есть?
– Нет. Были и другие признаки.
– Рассказывай, что за признаки. Во всех подробностях.
– Под дулом пистолета затруднительно вспоминать подробности, – безучастно проговорила Робин.
Рафаэль отвел ствол, по-прежнему целясь ей в лицо.
– Давай выкладывай. Не тяни.
У Робин возникло желание поскорее унестись в блаженное небытие. Руки свело, мышцы размягчились, как воск. На лбу горел третий глаз – кружок белого огня. Рафаэль не включал свет: они смотрели друг на друга в сгущающейся мгле, и его лицо обещало быть последним, что она увидит перед выстрелом.
Она вдруг вспомнила полицейскую машину, промчавшуюся через Бломфилд-роуд, и подумала, что ее водитель, скорее всего, ездил кругами, что полиция, зная, в какой район заманил ее Рафаэль, отправила сотрудников на поиски. Присланный Рафаэлем адрес приводил на берег канала, и ориентиром служили черные ворота. Догадается ли Страйк, что Рафаэль вооружен?
Робин набрала побольше воздуха.
– Летом Кинвара сломалась в офисе у Делии Уинн: выложила, как некто якобы ей сказал, что никогда ее не любил, а просто использовал в своей игре.
– Делия предположила, что речь шла о твоем отце, но мы ее расспросили со всем вниманием: она так и не припомнила, чтобы Кинвара называла его имя. Мы полагаем, что ты соблазнил Кинвару в отместку своему отцу, растянул эти отношения на пару месяцев – и с концами.
– Домыслы, – рявкнул Рафаэль, – все бред собачий! Что еще?
– Почему Кинвара уехала в город именно в тот день, когда, по всей вероятности, ветеринар должен был умертвить ее любимую лошадь?
– Может, не могла видеть, как застрелят ее кобылку. Может быть, не верила, что кобылка совсем плоха.