Он погладил ее по щеке, но в его взгляде не было любви, и потому она лишь вздрогнула от прикосновения и сказала:

– Я знала, что всего ты мне не простишь.

– Тебе известно, где сейчас Максим? – спросил он.

Она молчала. Сказать – значило убить Максима. Не сказать было бы равносильно убийству Стивена.

– Ты ведь это знаешь, – уверенно продолжал он.

Она все так же молча кивнула.

– А мне скажешь?

Лидия посмотрела ему в глаза. «Если скажу, – подумала она, – быть может, он все же меня простит?»

– Выбор за тобой.

Казалось, она головой вниз падает в бездонную пропасть.

Стивен смотрел на нее теперь с нескрываемым ожиданием.

– Он – в доме, – произнесла Лидия.

– Боже, спаси и сохрани! Где именно?

Плечи Лидии поникли. Она это сделала. Она предала Максима – теперь уже в последний раз.

– Прячется в старой детской, – мрачно выдавила из себя она.

Вот теперь лицо Стивена никак нельзя было назвать деревянным. Щеки его раскраснелись, в глазах засверкала ярость.

– Скажи… Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня, – попросила Лидия.

Но он лишь резко повернулся и выбежал из ее спальни.

Максим снова пробежал через кухню и сервировочную комнату, держа свечу, ружье и коробок спичек. В нос ему ударили тошнотворно сладкие пары бензина. В первой столовой на его пути из дыры в шланге била тонкая, но сильная струя горючего. Максим переместил шланг ближе к центру помещения, чтобы огонь не уничтожил его слишком быстро, потом чиркнул спичкой и бросил ее на промокший от бензина участок ковра. Его тут же охватило пламя.