— Можно только завидовать седому ученому, который хочет быть всегда молодым и идти в ногу с жизнью.

Запавшие глаза Меликзаде засияли, словно озаренные мечтой.

— Конечно, будущее принадлежит вам — молодежи. Но не забывайте, что тот, кто сегодня молод, — с годами тоже поседеет.

— Головы, седеющие в борьбе за благородные цели, достойны преклонения и почета, учитель.

— А головы, седеющие бесполезно? — голос профессора звучал требовательно, будто он экзаменовал своего студента.

— Такая седина напоминает пустой колос.

Профессор порывисто приподнялся, притянул к себе Мехмана, поцеловал его, потрепал черный кудрявый чуб.

— Иметь право гордиться своей честностью, поседеть, не зная за собой никакого греха, отдать все силы сердца народу — это, конечно, великое счастье. Горе тому, кто заклеймил себя преступлением!..

Зивер-ханум придвинула круглый столик к тахте, принесла стаканы с чаем, различное печенье.

Раздался звонок. В передней послышался голос Дильгуще.

— Дочурка пришла. — Лицо профессора просветлело.

Вошла Дильгуше. На ней был скромный синий костюм, белая блузка с бантом. Вдоль спины лежали две тяжелые косы.

Она кивнула Мехману, как знакомому.

— Это я сказала ему, что ты, папа, болен.

— Ты думаешь, иначе он бы не зашел? — Профессор укоризненно покачал головой. — Значит, он явился поневоле, послушавшись тебя. Так ли ты хочешь сказать, доченька?

Мехман горячо возразил:

— Нет. Разве я мог бы уехать, не повидав вас? Это все равно, что не повидать родную мать…

Дильгуше заметила, что при упоминании о матери Мехман слегка смутился. Она деликатно пришла ему на помощь.

— У Мехмана замечательная мать. Она работает у нас на фабрике.

— Почему ты не пригласила и ее?