— Не чаяли тебя живым увидеть! Радость-то какая!..

— Почто бор-то вырубили? — спросил их Артемий. — Вы-то знали, нельзя было и горсти мха сорвать…

— Знали, батюшка, знали, — запричитала тетка Настя. — Да ведь начальство велело!

— Чего же не отстояли?

— Дак ведь как? — растерялся Иван. — Это тебе можно противиться, ты праведник. А мы-то что? Пожили да в Горицкий бор вперед ногами…

— Ты рубил?

Укатала гордеца и насмешника суровая жизнь, глаз поднять не может.

— Начинал рубить. Под конвоем. Горицы-то колючей проволокой обнесли…

— А я уж дорубал, — повинился племянник. — По комсомольской путевке.

— Ох, праведник, и я грешна, сучья обрубала… — Настя и вовсе до земли склонилась. — Колхозников на лесосеку посылали…

— И земля не расступилась?

— Как твердь стояла, матушка…

— И никто не провалился?

— Да ежели токо в песок по колено, как расшевелили его…

— Хорошо, что пришли, — сказал Артемий. — Будете со мной лес сажать.

— Не мытарься-ка, зятек, — пожалел его Иван. — Ты и так мук принял. Я ведь скоро следом за тобой по кругам пошел, сам все видал. Ты уж не серчай на меня… На что теперь лес-то здесь садить? Вон геологи приезжали, сказали, песок хороший, стекольный завод будут строить в Горицах. Работы на сто лет…

Артемию же нельзя сказать правду, поэтому он и говорит:

— Это вам наказание такое, за то, что рубили.

— Не посадить на песке леса. Пойдем домой, как тебе жить в бочке-то? Мы ведь знаем, дом твой, так заходи и живи…

Артемий посмотрел на каждого в отдельности — стоят, щурятся, ну истинные киргизы.