Лазарь передал Марсу булаву автохтонов (вторую забрал с собой Донган) и попытался подсунуть руки под колени и спину Яники:

– Так, давай я тебя понесу …

– Уйди! – Яника перестала массировать ногу и отпихнула Лазаря. – Не надо меня никуда нести.

– Потому что ты можешь идти сама, – заключил Лазарь, убирая руки. – Но не хочешь.

– Я пойду дальше, но на определённых условиях.

Лазарь длинно, с присвистом, выдохнул.

– Выдвигай.

– Мы не должны допустить, чтобы Донган и Хеспия достигли Алтаря.

Лазарь скривил рот в недоверчивой ухмылке:

– Тогда мне проще вообще никуда не идти. Посидим, подождём, чем там кончится. Глядишь, повезёт…

– Послушай, Лазарь. Хеспия – это не Дара! – горячо продолжала Яника. – То есть, не её проекция, понимаешь?

– Правда? И кто же она, по-твоему?

– Я думаю, она, – Яника набрала в грудь побольше воздуха, – очеловеченное воплощение любви Ника к Даре. Самоё чувство, которое ни в коем случае нельзя отнимать.

С самой саркастической улыбкой из возможных, Лазарь поднял глаза на Марсена в поисках поддержки… и не нашёл её.

Брови мальчишки исчезли в давно нестриженном чубе:

– А чё, может быть. Они с Дарой и непохожи совсем.

Но Яника искала поддержки в глазах Лазаря:

– Я поняла это только сейчас, когда появился Алтарь. Но так не должно быть, это нелогично! Нет, ну, послушай! Хеспия сейчас свободна, так? Будь она проекцией Дары, разве стала бы она ждать Алтаря? Зачем? Куда как проще предложить себя Донгану здесь и сейчас, разве нет? Разве не об этом говорит сейчас Дара Нику на последнем свидании? Она рвёт с ним, Лазарь, ты сам это придумал. Всё кончено: она любит другого. Любит Сенсора. Точка. И тут появляется Алтарь…

– Так и задумано. Ник лажает, Сенс пользуется этим, Сенс выигрывает, Сенс забирает приз. Финита.

– Вот именно, вот именно! – горячилась Яника. – Сенс забрал приз. Он уже забрал! Но Хеспия всё ещё здесь, её крылья всё ещё белые. Почему?