– Нужно время, чтобы осознать…

– Да потому что она не приз, осёл ты эдакий! – вспылила Яника и густо покраснела. – Её невозможно забрать насильно. Но можно вынудить Ника расстаться с ней добровольно. Именно это, – она указала пальцем на уходящий в небо столб света, обвитый спиралями молочно-белого дыма, – мы сейчас и делаем. Я стала подозревать Хеспию ещё в лагере автохтонов. Помнишь её рассказ про Умара? Она первой увидела его, Лазарь, первой! А теперь скажи, во что ты веришь больше: в то, что Дара чего-то недоговаривает, или в то, что она чего-то недопонимает?

Лазарь вгляделся в широко распахнутые васильковые глаза, в подвижные губы, выразительные брови. Все вместе они образовывали удивительный ансамбль правды, искренней веры в идею, ожившую в движении мимических мышц. Каждая чёрточка на лице была пронизана незыблемой уверенностью в своей правоте. Нет, эту роль она не играла. Она ею жила.

– Думаю, недоговариваешь сейчас ты, – после паузы сказал он. – Эта твоя идея сформировалась задолго до лагеря автохтонов. Задолго до того, как ты выбросила ключ от наручников Сета. Ты думала об этом с самого начала. А может, ещё раньше.

Мимический ансамбль заработал энергичнее. Он по-прежнему выражал чистую обнажённую правду, но теперь несколько иного порядка.

– Моя Игра, – произнесла Яника, и Лазарь сразу понял природу этой новой правды. Признание. Осознание. Откровение. – Джуда. Джуда не реальный, и не проекция, а часть меня. Здоровая часть моего пошатнувшегося рассудка. Светлое пятно в сомкнувшемся мраке. Двигатель машины, сердце человека, импульс, катящий шар. На несгибаемой жажде Джуды выжить любой ценой держалось всё то, что осталось от меня. Когда его вдруг не стало… когда его у меня отняли, не осталось ничего. Пустота. Тогда ты заполнил эту пустоту собой, Лазарь. Заполнил своей жаждой выжить, чтобы я смогла встать и идти дальше.

Яника взяла короткую паузу, мимический ансамбль исполнил балладу улыбающейся грусти. Лазарь внимал, не перебивая. В эту секунду он просто наслаждался тем, что видит, придерживая мысли и возражения, замаринованные в остром саркастическом соусе, при себе. Раньше он без раздумий подал бы их с пылу с жару, обильно приправив перцем с солью, а теперь вот не спешил. Давал остынуть.

– Но ты не мог быть рядом вечно, Лазарь. Ты пришёл на время и рано или поздно должен был уйти. И ты ушёл. Знаю, что ненадолго, знаю, что потом ты вернулся, но этого хватило. А у этого парня – у него нет даже нас! Подумай, что будет, когда мы отнимем у него ещё и Хеспию.

Марсен повернулся к Лазарю с выражением полного согласия с позицией Яники на конопатой физиономии. На счёт того, что сторону Лазаря он не примет, сам Лазарь не испытывал никаких иллюзий. Выбор мальчишки питало сразу много притоков (падкость на красивых женщин в том числе), но исток его, и в этом Лазарь тоже не сомневался, брал своё начало в травматологическом отделении Центральной Городской Больнице им. Семашко. Аккурат под койкой Сенса.