Умар не слушал его. Он вынул пистолет из щеки Сенсора и с размаху отправил подальше в кусты. Потом повернулся к Бельфегору, и Лазарь, наконец, смог увидеть его профиль. Тонкая блестящая полоска слезы растянулась во всю щёку.

В глазах Хеспии тоже стояли слёзы. Веки покраснели, подбородок трясся, губы скривились. И вместе с тем она всё равно оставалась прекрасна, как Мария Магдалена кисти Тициана.

– Может, и потеряю, – улыбнулся Умар половинкой рта. – Но если выстрелю, потеряю ещё больше.

Пальцы Яники сдавили руку Лазаря с поистине неженской силой.

«Эксперимент удался!» – кричали эти пальцы. – «Я была права!»

– Ты уже потерял, бродяга! Этот урод, – Бельфегор указал револьвером на Донгана, – сделал это с тобой. А ты берёшь и спускаешь ему с рук, вот что ты делаешь. Обоим им. Поверь, когда всё закончится, они отправятся домой, хорошенько потрахаются, а потом будут долго вспоминать твой благородный позыв. И громко-громко смеяться.

– Заткнись, мерзавец! – вскрикнула Хеспия и вскочила на ноги.

Умар даже не взглянул на неё. Он оставался очень спокоен, почти умиротворён.

А может, просто опустошён? Иногда эти состояния очень похожи.

– Может, и будут, – не возражал он. – Но я не смог бы убить её, даже если бы наблюдал за всем, что ты сказал, воочию. Не смог бы физически.

– Не смог, говоришь?! – вскричал Бельфегор, не желая отступать.

Слишком долгий и трудный путь он проделал, чтобы вот так просто сдаться. Слишком сильно ненавидел Лазаря и его подставу, чтобы взять и слить сейчас эту Игру – уже вторую подряд.

Револьвер Бельфегора по-прежнему смотрел на Донгана.

Старший офицер Ведущего просунул указательный палец в скобу и опустил подушечкой на спусковой крючок:

– Тогда, позволь, я окажу тебя услугу.

Палец спустил курок.

14

П-ПАФ! – выплюнуло дуло револьвера.