Люди сплотились, поднялись, потекли с холма. Андрей с мальчишеским восторгом глядел на свою новую паству, и это не шло ни в какое сравнение со школьными компаниями, в которых Андрей ходил лидером. Та жизнь закончилась вместе с детскими шалостями, самым страшным из которых был побег из дома или угнанный велосипед. Здесь ждала его настоящая власть и настоящие дела, увидев которые, содрогнулся бы и сам Степан Черных.

«Убивший дракона сам становится им», – дразнящий шепоток Павла на миг омрачил его торжество, но Андрей лишь сильнее вонзил ногти в рану и сильно-сильно зажмурил полуослепший глаз.

– Ты проиграл, слабак! – прошипел он. – Сгинь!

И следом за Краснопоясниками поспешил в Червонный кут.

Правая половина тела – та, которую задела молния, – слушалась с трудом. Поэтому доковылял до избы Степана Черных последним, и на подходе услышал окрики:

– Вон он! Держи! Убег, сука!

И засвистели по воздуху камни.

Нет никого страшнее фанатиков, разочаровавшихся в своем пастыре.

«Зачем тебе это?» – спросил Павел.

Правый глаз пульсировал, словно кто-то внутри головы методично и медленно поворачивал его крючками. Андрей приложил ладонь к лицу, нажал пальцами веко. Боль утихла и стала тянущей и едва различимой, но по-прежнему неприятной.

«Ты умер, – продолжил гнуть свою линию Павел, и шепот его окреп. – Тебя больше нет. Я едва не спятил, когда ударила молния, и придумал тебя…»

– Я есть! – сквозь зубы процедил Андрей, хромая к лесу, где скрылись преследователи. – И всегда был. Вспомни, как ты пытался пригласить Юльку на свиданку? Ты хотел ее, придурок, потел и мямлил, и внутренне так завидовал мне, который мог бы подойти, схватить ее за задницу и оттащить в ближайший подъезд! Признайся, завидовал?

Павел промолчал. Молния вспорола небо, и упругая ветка едва не хлестнула по щеке, Андрей поймал ее в воздухе и в раздражении переломил. Вдалеке кричали и бесновались люди, когда-то послушные овцы, а теперь волки с одним только желанием – растерзать бывшего вожака.

– Когда бабка таскала тебя по шарлатанам, – продолжил Андрей, – жалел, что выжил ты, а не я. Совсем немного, подсознательно, но ведь жалел! Что сделал бы я тогда? Послал бы старую каргу на хрен с ее заговорами и ясновидящими! Тогда бы и слух сохранился… Правда, – Андрей сощурился и несколько раз тряхнул головой, избавляясь от проклятого звона в ухе, – ты и так иногда представлял себя мной. И когда бабка звала тебя «Паша, Паша!», притворялся оглохшим.

«Я и был таким!»

Звон в ухе стал настойчивее, злее. Гроза ворчала, сизым брюхом наползая на лес. Перед глазами замельтешили кресты.