В дальнейшей мирной беседе дедушка еще раз упомянул о своей особенной антипатии к Майкелю Кримсону.
Когда они все втроем выходили из дома, Томми, шедший последним, столкнулся в дверях с худощавым человеком.
Довольный своим успехом, бывший воришка чувствовал себя более уверенно, чем обычно. Поддавшись внезапному приступу шаловливости, он схватил худощавого человека за фалды сюртука и с серьезным видом спросил:
— Вы мистер Майкель Кримсон?
— Да, я.
— Я иду от вас, я хотел предупредить вас. — Голос Томми стал торжественным. — Будьте осторожны, мистер Кримсон: за вами следят.
Кримсон обалдел от неожиданности. Не дожидаясь ответа, Томми бросился догонять друзей.
На следующий день Майкель Кримсон сообщил об этом происшествии Дэву Симпкинсу. Последний нахмурился и сказал с досадой:
— Вы очевидно сделали какую-нибудь неосторожность, Кримсон. Лучше всего будет вам исчезнуть на некоторое время с горизонта. Мы найдем для вас работу в провинции. Да и вообще я весьма недоволен вами. Эта неудача с проклятым стариком… у вас был целый месяц времени на то, чтобы его разыскать…
— Мистер Симпкинс, — с искренним сожалением ответил шпик, — я сделал все, что мог, обшарил весь Нью-Йорк, пустил в ход все свои связи. Но все напрасно. Старик как в воду канул.
Три дня спустя, мистер Гарвэй Уорд прислал мебельщиков за старинными дедовскими часами, которые он приобрел у мистера Эльда. Драгоценная вещь была снесена в фургон в полной сохранности. Майкель Кримсон, оказавшийся как раз дома, проявил совершенно неожиданную любезность, что Мэри Эльд не без основания, быть может, приписала чарам своих прекрасных глаз и улыбки; мистер Кримсон помог носильщикам снести дорогую ношу с лестницы, держа ее все время крышкою вверх.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Два письма из Флориды
Гарвэй Уорд держал старика под постоянным наблюдением, применяя к нему всевозможные методы исследования, но никак не мог добиться от пациента каких бы то ни было сведений о его прошлом. Старик не мог вспомнить ничего, что относилось к его прежней жизни. Он был приветлив, хорошо настроен, с первого слова, как ребенок, слушался врача, никогда не выражал никаких желаний. Он мог целыми часами сидеть и смотреть в окно или перелистывать книгу с картинками. Последнее обстоятельство дало Гарвею Уорду возможность подметить в старике одну странность, которая, впрочем, ничего не объясняла ему: старик не выносил красивых женщин. Если ему попадалось в каком-нибудь журнале изображение красивой женщины, он выдергивал страницу и разрывал ее в клочки. Точно также, когда он замечал в приемной Гарвэя Уорда красивую пациентку, он разглядывал ее с нескрываемой враждебностью, начинал сердиться, волноваться и бормотать бессвязные слова.