Светлый фон

О’Кийф еще раз прочел бумажку.

— Безумие и смерть! «спасите нас от безумия и смерти»! Это крик заключенных. Возможно, что речь идет об острове, на котором томятся увезенные туда политические. Но к чему тогда врач? Эти господа ведь не станут думать о продлении жизни своих пленников! Непонятно!

Он продолжал рассуждать, находил объяснения, потом отвергал их, заменяя их новыми и все жалел о том, что не может занять место Блэка.

Последний слушал и первое время, из вежливости, старался скрывать зевоту. Наконец он не выдержал.

— Вы никогда не ложитесь спать, О’Кийф?

Последний с удивлением взглянул на него.

— Почему вы думаете?

— Потому что уже четыре часа!

Репортер улыбнулся.

— Все друзья ставят мне это в вину. Вы, лентяи, проводите в постели полжизни. Еще один вопрос, и я ухожу. Найдется ли у вас надежное убежище для Этель Брайт, если бы мне удалось освободить ее из золотой клетки?

— Да, я могу поместить ее у друга, у одного сапожника, в предместьи.

— Отлично, теперь еще один вопрос…

Но Давид Блэк ничего не хотел больше слушать.

— Завтра, О’Кийф, завтра! Спокойной ночи!

Несговорчивый врач поднялся, взял гостя за плечи и бережно, но решительно выпроводил за дверь.

* * *

Голден-Хилл был сущим раем. Маленький из белого мрамора замок стоял в огромном парке, разукрашенном яркими тропическими цветами, бананами, пальмами; темные группы апельсинных деревьев, покрытых белыми цветами, распространяли одуряющий аромат.

На следующий день, в обеденное время, к большим бронзовым воротам парка подкатил автомобиль. Толстый господин с рыжими волосами и рыжей бородой предъявил визитную карточку, на которой красовалось имя доктора «Иеремия Бекль» и, спросил, может ли он повидать мисс Джонс?

Его впустили.

Мисс Джонс не была ни красива, ни молода; она уже целых двадцать пять лет исполняла трудные и убийственно-однообразные обязанности компаньонки. Мечтой ее жизни было выйти замуж и зажить своим домом. Она одинаково ненавидела как женщин, уже нашедших себе мужа, так и красивых молодых девушек. По отношению к последним можно было безусловно рассчитывать на ее строгость.