А я поймал себя на мысли, что не думается больше про гильотины! Напротив, странным образом хочется сюсюкать и утютюкать над своей драгоценной ношей, как выжившая из ума старушка пускает пузыри над кошачьим выводком. Замечу – сейчас мы движемся среди жутковатых развалин Загородной балки, где вообще-то и днем гулять небезопасно.

Пофиг!

Странное ощущение. Незнакомое. Одновременно и теплое, и… дискомфортное. Как если бы в чем-то постыдном уличили.

В чем? В нежности?

Да что в ней постыдного?

Это комплекс по Фрейду – отголоски изъянов в детском воспитании. Вечно мать нас с братом гоняла за «телячьи нежности»! Вот и стесняемся мы до сих пор собственных проявлений теплоты по отношению к другим людям. Так что, мамы и папы, – тискайте и целуйте своих детей, играйте, нежничайте с ними, купайте в лучах своей любви и мер не знайте! Иначе вырастут они закомплексованными угрюмыми буками.

Такими, как я, например.

Не удержавшись, я чмокнул Тошку в макушку. Куда попал. И тут же почувствовал, как густо краснею по этому поводу. Благо время темное. И место… безлюдное. А она лишь молча прижалась ко мне еще сильнее. Оценила, стало быть. И не возражает.

Лисенок!

Тоже оттаиваю, что и говорить.

И потрясения последних дней как-то теряют значимость, отходят на второй план. На первом – вот это хрупкое сокровище, что сопит сейчас у меня на руках.

Невыносимо!

– Так. Привал. Давай, слезай с меня.

Кто из тех двоих, что у меня в голове, включает «циника»? Малолетка?

Тошка легко спрыгнула на землю.

– Устал?

– Вовсе нет. Здесь просто людные места начинаются. И фонарей много. Увидят, что тащу девчонку, завернутую в тряпки, – не поймут. Боюсь даже представить, что навоображают себе эти прохожие.

Тошка вновь хихикнула:

– На то, что было на самом деле, – фантазии не хватит.

– Это точно.