— Хоть Маша тоже считает, что Врубель мог, — помедлив, признала она.
И они даже не знают, где он и что сейчас делает? Даже Маша не знает об этом… И однажды он правда сошел с ума и стал способен на все.
— Забудь про Лондон, забудь про Джека — нашего Потрошителя зовут Михаил Александрович! — убежденно сказала Акнир. — А вместо скальпеля у него кисть, которой однажды ночью в Божьем храме он нарисовал Мадонну с когтями медведя и зубами волчицы. А кроме того, Третий Провал перебрасывает в будущее. Если бы настоящий Джек-потрошитель воспользовался нашим Провалом, то первые убийства были бы в Киеве, а не в Лондоне… У нас же они начались только на Великую Пятницу, уже после того, как Пепита дала нам газету.
— А как, pardon, у Пепиты во-още оказалась сегодняшняя лондонская газета?.. — запоздало озадачилась Даша. — Ведь газеты идут три дня, нам сторож в морге рассказывал.
Они вопросительно посмотрели на клоунессу.
— Мне дала ее Мистрисс, — сказала та. — Простите мамзелечки… я больше не могу, хочу спать.
Пепита мягко завалилась обратно в сладкую бордовую лужу вина. Словно получив новую команду, ее кенар замолчал и прикрыл глаза.
Акнир хмуровато поглядела в окно — откуда ни возьмись в Киеве объявилось осеннее солнце, раззолотившее третий день ноября.
— Такая погода хорошая… И чему только Мамки радуются? — пробормотала она недовольно.
В тот день магиня удумала для киевской публики новое развлечение. Как и многие иностранные гастролеры, она отдала дань уважения местной истории — и с утра на фанерных афишах цирка значилось:
«Мистрисс Фей Эббот представляет живые картинки из повести Николая Гоголя».
На арене был накрыт щедрый стол, в его центре высилась огромная расписная миска с горячими варениками. Подобно легендарным яствам со стола колдуна Пацюка из «Ночи под Рождество» вареники Мистрисс сами вылетали из миски, плюхались, в плошку со сметаной, вываливались в ней, отряхивались как крохотные зверюшки, и, повинуясь указательному пальцу магини, летели в рот очередному восторженному зрителю.
Публика неистовствовала:
— И мне…
— И мне вареничек…
— Мне дайте!
— Уважьте!..
— Облагодетельствуйте! — кричали отовсюду — и с галерки, и даже с балкона, заполненного золотыми эполетами и дорогими парижскими шляпками.