Она знала: из пяти детей Виктора Васнецова — лишь род сына Михаила, послужившего прообразом младенца Христа во Владимирском соборе, оказался навеки неразрывно связан с их Городом. Став православным священником, Михаил в зрелые годы жил здесь. Во время Второй мировой войны его единственный наследник — внук художника и его полный тезка Виктор Михайлович Васнецов был признан погибшим. Лишь спустя много лет семье удалось разыскать его, спасшегося чудом, живого и здравствующего… в Городе Киеве. И единственный потомок «владимирского младенца Христа» — доктор физико-математических наук, еще один Михаил Васнецов, и сейчас проживал в Киеве вместе с детьми.

Вот и не верь после этого в мистику судеб! В чудесную связь художественных творений и человеческих душ… Как видно, и часть души сына Миши навечно осталась в Киеве, в отцовском соборе.

Любуясь дивным свечением, Маша сделала несколько шагов к алтарю в южном приделе храма, и испуганно разочарованно вскрикнула:

— Кылына? И ты здесь?

На полукруглых мраморных ступенях к иконостасу сидела молодая женщина, лицо которой навечно запечатлел и Кирилловский храм, и врубелевские полотна-демониады.

— Кылына, ты слышишь меня?.. Ты позвала меня сюда?

Кылына не подняла головы с аккуратным пробором, склоненной над каким-то шитьем, ее игла то ныряла в полотно, изукрашенное золотым богатым орнаментом, то вырастала вновь из его глубин.

— Кылына, я пришла в свой Провал! Что ты хотела сказать мне?

Тяжелое, плотное, вышитое христианскими крестами и символами полотно было длинным, как жизненный путь, спадая с колен Кылыны, оно тянулось по серо-черным плитам собора. Неужели после смерти экс-Киевица вышивает кресты, неужели и ее мятежную душу защемило в храме… и почему во Владимирском, не в Кирилловской церкви, где поныне в алтаре можно увидеть ее фатальный портрет?

— Ты — не Кылына, — выдохнула понимание Маша. — Ты не знаешь, как спасти моего сына.

— Ваш сын болен? — женщина подняла голову, будто только заметила ее. — Тогда помолитесь ей… она может излечить от любой болезни, — девушка показала на алтарь позади себя, где в одном из окошек, с веткой в руках, стояла написанная Михаилом Нестеровым святая великомученица Варвара.

— Помолиться… — повторила Маша, окончательно убеждаясь в догадке. — Вы не Кылына. И не Эмилия Прахова. Вы — ее дочь, Леля!

— Мы с матерью на одно лицо, такой уж у нас род, — сказала та и снова принялась за шитье, забывая о Маше.

Младшая Киевица еще раз вгляделась в знакомые до боли черты врубелевской Богоматери-демона — пухлые крупные губы, широковатый нос, округлые светлые глаза — такое лицо носила и Кылына, и ее дальняя родственница Прахова, и ее старшая дочка…