Который ждал ее возвращения всю жизнь!

Врубель положил голову на их сплетенные руки, и они долго сидели так, молча, не двигаясь. А Маша, глядевшая со стороны, просто стояла и смотрела на них, наслаждаясь этим неизвестным благостным Мишей, этой незнакомой счастливой светящейся Машей — и ей казалось, что все, наконец, стало на свои места, все точки встали над всеми «i». Нельзя просто так убить любовь! Можно загнать ее в подполье, как испуганную маленькую мышь, заставить сидеть там не пикнув, грозить мышеловкой, провозгласить несуществующей, тем, чего нет… ничего не изменится. И твое «нет» обернется пустотой провала в душе. И душа сбежит от тебя мышью… душа всегда выберет не тебя, а любовь.

Губы Христа в написанном на стене Гефсиманском саду шевелились, Спаситель все шептал и шептал молитву. И Маша знала, что он молится уже не за себя, а за всех, кому предстоит испить из чаш своих горьких ошибок. Но стоявший не пошелохнувшись, спиной ко всем, Иисус на суде Пилата отказывался принимать взаймы ложь во спасение… Каждому суждено было испить свою чашу до самого дна!

И все равно ее Провалля оказалось лучшим местом на свете — единственным, где Миша не страдал, не метался в сомнениях, не винил себя за флюгероватость, не кричал, не рыдал в сумасшествии, придавленный собственной манией величия, сменившейся манией самоуничижения. Единственным местом, где она не могла изменить ни его судьбу, ни историю мира — могла просто быть с ним. Навсегда?

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — сказала вслух душа Маши.

— И я был душевно рад видеть вас, — сказал он светло и печально. — «Душевно» — как это верно… Лишь благодаря вашей душе в эти задушные дни я отдыхаю от вечного проклятия, которое мы принимаем после смерти по делам своей жизни. «Позвольте перед предстоящей нам разлукой от всего сердца поблагодарить за ласку, которую я видел от Вас. Вы знаете, какой приговор должен состояться надо мной, и я с содроганием смотрю в свое будущее» — вам известно, незадолго до смерти я написал эти слова в письме жене из скорбного дома. Если бы я знал, сколько раз мне придется повторить их вам уже после кончины… Теперь я знаю все… вижу все… и безропотно принимаю свою кару. Я хотел оторваться… не смог… не справился… она держит меня… у нее волчьи зубы и когти… мне нет спасенья!

Врубель посмотрел вверх — на потолке хоров, прямо над ними, Бог в «Шестой день творения» создавал Адама под пальмами райского сада.

Но Миша говорил сейчас про нечто прямо противоположное… ад.

— Ты опять уйдешь, — заплакала Душа Маши. — Не уходи… останься! — внезапно она повернулась к своей обладательнице.