Если это картина c пейзажем-убийцей — пред ними, прислонившись к стене, стоял самый миловидный из всех убийц!

— Вряд ли мы сможем отыскать этот дом, — сказала Катя. — На картине никаких опознавательных знаков. Видно, что «сталинка». Но их в Киеве сотни. Я, например, в детстве жила в очень похожей. А скамейки, деревья — не примета. Картина старая. Сквера рядом наверняка давно нет… Подписи на картине — нет тоже. Только надпись «9 мая». Может, это макет праздничной открытки? Жалко, художник неизвестен, зацепиться практически не за что. Разве что… — Катя помолчала. — Разве 9-го бывает так много листвы? Деревья, кусты, все зеленое. Или весна в том году была чересчур ранней? — Катя вздохнула, невольно вспомнив о наболевшем, поморщилась и машинально стерла с лица давно смытую сажу. — Я отправила своего секретаря по адресам первых двух покупателей, Женя у меня мальчик въедливый, может, и вытащит интересный фактаж.

— Я не чувствую от нее никакой угрозы. — Маша распрямилась, закончив осмотр картины.

— Я тоже, — сказала Чуб. — Ее можно взять и перенести на открытку. И написать снизу «С майскими праздниками!».

— А мне она кажется грустной, — сказала Катя.

— Что же в ней грустного? — удивилась Чуб. — Типичный совок-позитив. Вы вообще замечали, что на советских открытках все были счастливы? Все фильмы в СССР были о том, как радостно жить. И все картины, плакаты… Песни — вообще, я только начинаю их петь, как настроении само поднимается. А ведь человек такое существо интересное, из него можно любую эмоцию извлечь — патриотизм, цинизм — главное накрутить его правильно, правильные чувства наружу тащить. А СССР это как бы сплошной, тотальный групповой тренинг по позитивному мышлению: с утра до вечера тебе рассказывают, как тебе классно жить, как хорошо… и ты веришь, и тебе сразу классно — реально классно… даже если это вранье. Интересно, люди в то время действительно были счастливее нас?

— Особенно в лагерях. Ладно, я сама отвезу картину Базову, — завершила беседу Катерина.

— И кем ты представишься?

— Самой собой, Катериной Дображанской. Скажу, что увидела сегодня в салоне картину, хочу купить. Попрошу продать. Расспрошу. Дальше по обстоятельствам. Надеюсь, не убью его, случайно чихнув, — мрачно пошутила она. — Маша, напомни мне то свое заклятье… Ну то, что заставляет любого обрадоваться тебе как родному.

— Сейчас, — младшая из Киевиц набросала несколько слов на бумаге и протянула Катерине Михайловне. — Я могу тебе еще чем-то помочь?

— Нет нужды. Дарья права, это не дело для Трех Киевиц, а исключительно моя личная услуга Арнольдовичу. Созвонимся. Или встретимся часа через два здесь, в Башне.