— Будь, Алексеев, здрав, как фабрикант!

Встал Кантор. Оказывается, он тоже помнил «Макбета»:

— Будь, Алексеев, здрав, как режиссёр!

Ашот, третья ведьма, стоял и так. «Макбета» он не читал, оглянулся на Радченко. Та шевельнула губами, и сапожник произнёс по подсказке суфлёрши:

— Будь, Алексеев, здрав, кумир в грядущем!

— Король, — поправил Алексеев. — Король в грядущем. Вы неверно расслышали, Ашот Каренович. А две первые реплики, дамы и господа, я и вовсе осуждаю. Хоть с точки зрения красоты слога, хоть с позиций актерского мастерства — потрясающе отвратительное впечатление. Нету среди вас Шекспиров, и мамонтов тоже нет. Я имею в виду Мамонтов Дальских…

Радченко налила себе ещё чаю:

— Верно Ашот расслышал. Как надо, так и расслышал.

— Если будут вопросы, — перебил её Кантор, сбивая картуз на затылок, — вы, Константин Сереевич, обращайтесь ко мне. Любовь Павловна и Ашот Каренович — люди занятые, им работать надо. Пролетариат, как сказал Herr Engels в «Grundsätze des Kommunismus[65]», добывает средства к жизни исключительно путём продажи своего труда. А я человек свободный, я не добываю. Бедный, но свободный.

— Бедный? — взорвался Алексеев. — Что вы мне голову морочите?!

— Духовно бедный, — объяснил Лёва. — Очень.

2 «Не губите, Константин Сергеевич!»

2

«Не губите, Константин Сергеевич!»

— Не верю!

— Я извиняюсь…

— Душевно!

— Я душевно извиняюсь! Чему же вы не верите, батюшка мой?

— И вы ещё спрашиваете?!