Знатное будет зрелище!
Он скользнул к краю — и понял, что падает. Успел мельком увидеть беса, курящего на балконе: тот опёрся о перила, вглядываясь в бездну — ту, что исторгла его из себя. Увидел и огромную подтаявшую сосульку, нависшую над макушкой беса — с крыши свешивался громадный наконечник рыцарского копья.
Холодно, холодно…
«Вот бы! — загадал Миша. — И стрелять бы не пришлось…»
В последний миг, не глядя, он каким-то чудом ухватился за торчавшую из крыши железную трубу. Труба содрогнулась, жесть опасно завибрировала, острый треск прозвучал литаврами похоронного оркестра. Сосулька отломилась и, к восторгу Миши, рухнула на балкон, прямо на голову проклятому бесу!
— Умри, гад! Я Миша Клёст, бью…
И пальцы, намертво вцепившиеся в трубу, едва не разжались, когда бес ответил.
х х х
— Не верю!
За миг до падения сосульки Алексеева бросило в жар, да так, что взгляд утратил резкость. Жар быстро схлынул, но туман в глазах остался. Утомление? Да, пожалуй. Алексеев вспомнил про утраченное пенсне, с огорчением развёл руками, выбрасывая окурок, отступил к балконному порожку, сделал в уме зарубку на память, что завтра хорошо бы зайти в оптический магазин — и острая глыба льда ударилась о перила, разлетелась вдрызг, ухнула во двор дождём убийственных осколков.
Ему показалось, что осколки упали не просто так, что они разорвали в клочья гигантского паука, но это, вне сомнений, были последствия шока. Пауки? В марте? В губернском городе Х?!
Чепуха.
«Что же вы испугались? — услышал он спокойный голос матери. — Я же сказала, что всё будет хорошо!»
Алексеев поднял лицо к небу:
— Не верю!
Он лгал. Он верил.
Глава тринадцатая «ДО СТА ДВАДЦАТИ?»
Глава тринадцатая
«ДО СТА ДВАДЦАТИ?»