Монах снова резким движением повернул палец вперёд. Арбалетчик спустил тетиву.
На глазах ошарашенных рабочих из воздуха вынырнула граната, врезалась в цистерну, покатилась по земле и в следующее мгновение взорвалась.
Мужчины от испуга пригнулись. Несколько человек бросилось обратно в барак. Двое залегли, но уже через мгновение куда-то поползли.
Предводитель вновь указал на площадку.
Новый взрыв обдал огнём цистерну. Она уже вся была в пробоинах. Из дыр мощными струями било пламя.
Из барака стали выскакивать забежавшие было туда люди. У них в руках были кувалды и топоры. Один на ходу заряжал пистоль. Все они оглядывались по сторонам, выискивая в темноте врага.
Главарь в лесу замер с поднятой вверх рукой. Его холодные серые глаза безотрывно следили за пожаром. Суровое лицо будто окаменело. Губы сжались, превратив рот в тонкую линию.
Отползавшие в сторону рабочие добрались до каких-то кранов и стали их поворачивать. Мощность струй огня, бивших из продырявленной цистерны, заметно уменьшилась. Одновременно из многочисленных труб вокруг хлынули, сбивая пламя, потоки воды.
Монах вздохнул и махнул всей рукой в сторону площадки.
Его сообщники бросились вперёд, на ходу перехватывая свои палки наподобие дубинок…
Стук в дверь не прекращался. Он разносился по квартире, отражаясь слабым эхом от высоких потолков и мраморных колонн. Лишь в гостиной, где позолота и бархатные портьеры скрадывали все звуки, он становился мягким, почти вкрадчивым. Его можно было игнорировать, и хозяин покоев так и делал.
Однако перед стариком появилась служанка. Появилась и замерла в позе смиренного ожидания, сложив руки на белом переднике.
– Mi van?[130] – недовольно спросил хозяин, но тут же с раздражением отбросил газету, вскочил с кресла и направился к выходу. – Én magam! [131]
На ходу он заглянул в зеркало в прихожей. Одёрнул на себе домашний костюм. Пригладил седые волосы. И только затем решительно открыл дверь.
За порогом стоял высокий худощавый мужчина в монашеской рясе. Его серые глаза смотрели холодно, но губы улыбались.
За спиной визитёра пробегали прохожие, по мостовой проезжали пролётки. Город жил своей жизнью.
– Добрый день, отец! – едва сдерживая раздражение, бросил хозяин дома, не давая гостю ничего сказать. – Я вынужден повторить то, что уже говорил неоднократно. Я отказываю в вашей просьбе. Буду признателен, если вы прекратите эти визиты.
И не дожидаясь ответа, захлопнул дверь.