— Сон? — пожал плечами Донно и сел в привычное кресло.
Толкнулся пятками, качнув его. Джек поморщился от скрипа деревянных полозьев. Донно закинул голову, закрывая глаза.
— Не сон… то есть сон, да, но зачем он? — настойчиво продолжил Джек.
— Чтобы решить проблемы. Мы запускали старинные чары, «сеть призыва», и они сработали не так…
— Слушай, не надо эту муть повторять, я уже слышал. Я о том, что тебе нужно задуматься. Ты создал все это вокруг, чтобы стало легче. Ты с чего-то решил, что не можешь разобраться сам.
Донно остановился и перевел взгляд на Джека. Тот досадливо скривился в ответ и отвернулся к окну.
— Кажется, раньше было наоборот, — мягко сказал Донно. — Я говорил, а ты подталкивал меня к нужным выводам.
— Неправда. Ты болтал без умолку и жаловался на свою тоскливую жизнь, а у меня уши в трубочку сворачивались. Не переводи тему. Подумай о том, что я сейчас сказал.
— Ты имеешь в виду, что я все это сам сделал? Вообразил эту веранду, тебя и наши разговоры? А на самом деле… я все сам. Придумал, вспомнил, решил.
— Вот видишь, можешь ведь, — с облегчением сказал Джек. — Почему бы тебе и дальше самому не продолжать? Зачем тебе придуманный кокон?
— Потому что защита, — медленно ответил Донно. — Потому что я не знаю, как на самом деле можно жить дальше. Я ничего не могу. Я не такой умный, как Роберт или ты, — Джек задумчиво кивнул, соглашаясь, — у меня не осталось силы, а кому нужен простой фехтовальщик? Разве что идти в патрульные…
— Хреновая защита, — легкомысленно сказал Джек. — Из пустоты. Зачем?
— Что ты вообще в этом понимаешь, — огрызнулся Донно. — Всегда должно быть что-то, за что можно зацепиться. Пусть даже такая хрень, как ты и эта дурацкая веранда.
— Ну спасибо, — фыркнул Джек, нисколько не обижаясь.
Он всегда был толстокожим.
По крайней мере, мало находилось людей, способных пробить его на настоящие эмоции.
— Как будто у тебя не было никогда такого, — устало сказал Донно. Сложно было отрешиться от мысли, что Джек — всего лишь воображаемая фигура в его сне.
— Брось, зачем мне? — отозвался тот. — Я сам по себе прекрасен и всемогущ.
Они помолчали.