Он неверно истолковал застывший взгляд подопечного, и гася сигарету в жестянке, оптимистично добавил: «Ну ты, конечно, без этого. Понятно ж, что если что, то судить тебя будут как взрослого. Хотя тогда мне было наплевать, он меня чуть со свету не сжил, я на все был готов… Они ж трусы на самом деле, как только ты покажешь свою силу, то оставят тебя в покое».

Донно молчал, сметая в совок глиняные осколки — совсем недавно парой ударов он пробил защиту одного из големов и разбил ему руку.

«Насколько живые прочнее конструктов?» — спросил тогда он. Преподаватель встревожился, и его беспокойство тут же отдалось в Донно. «Я про монстр-объекты», — спокойно соврал мальчик.

«А! Они разные бывают, — отозвался преподаватель. — Некоторые как люди, с тугой кожей, но лезвием пробить можно, некоторые жесткие, некоторые как слизни этакие… а вас чего, на практику не водят?»

Но Донно не отвечал, задумавшись.

Преподаватель и не подозревал, насколько извернулась эта идея в голове Донно. Реальность в представлении мальчика сильно отличалась от той, которую видели другие люди. Донно не раз дрался с однокурсниками — просто потому что не любил, когда к нему подходили ближе, чем ему нравилось. Мальчишке, который с ним подружиться пытался, выбил пару зубов. Отец тогда замял дело.

Донно помнил тот вечер после разборок — когда отец, наложив на него замирательные чары, задумчиво решал, выдернуть ли и ему пару зубов — из педагогических соображений.

Тогда уже Донно научился представлять себя немного в стороне, будто бы все не с ним происходит. Он мысленно отворачивался от себя, от отца и матери, от боли и тоски. Все это было ненастоящим, чужим. И происходило с кем-то другим.

Та ночь повторялась. Сон-ключ?

Сжимая в руке шершавую ржавую фалькату, Донно-подросток застыл перед дверью. Крики утихли, но он знал, что это временно.

Еще помнил, из настоящей взрослой памяти, что ворвался тогда не раздумывая, но память эта блекла, снова протаивала куда-то вглубь, оставляя его, мелкого и слабого совсем одного.

Сейчас же он замер.

«Может быть, сегодня не тот день, чтобы лезть? — подумал он. Решение разобраться раз и навсегда отступило перед привычной обреченностью. Сознание задвоилось, отступая в сторону — как всегда.

Все это происходит не с ним. Да и вообще не происходит.

Пока отец занят и не замечает, что Донно стоит за дверью, можно тихо уйти.

Ничего не случится.

— Слушай, — раздраженно сказал кто-то за его спиной. — Я, конечно, все понимаю, детские проблемы, надо решить, но ты побыстрее как-то. Если ты приперся опять жаловаться на свои печали, то ночь не резиновая, скоро закончится.