— И это все, что вы можете сказать?

— Мне стыдно…

— Вам?

— Дело в том… дело в том… В общем, это он сделал из-за меня, — сказав главное, женщина продолжила с отчаянной решимостью: — В последнее время кто-то стал звонить нам. Если подходила я — молчали, если Андрей — говорили обо мне гадости…

— Муж сообщал вам содержание бесед?

— Нет… Но у него было такое лицо…

— Почему вы решили, что речь идет о вас?

— Потому что были еще и эти гадкие письма!

— Письма?!

— Да, да! Сначала на фабрику, потом в главк.

— С содержанием писем вы знакомы?

— Читала… гадость это! — всхлипнула Мозжейкина.

Кромов понимал, что рассказывать о себе гадости, даже если они и выдуманы, трудно. Еще труднее, когда в них есть, пусть маленькая, но толика правды.

— И все же? — мягко спросил он.

— Не могу…

— С вашим мужем случилось несчастье, — напомнил Кромов.

Мозжейкина опустила глаза:

— Что я — любовница директора нашей фабрики…

Кромов в нерешительности вертел в руках шариковую ручку. Людмила Васильевна поняла, какой вопрос готов сорваться с языка оперативника, выкрикнула:

— Нет! Не было этого! Нет! Не было и быть не могло!