– Рррр! – Она царапает воздух пальцами, словно большая кошка.

Но я их не слушаю: разглядываю сообщение, перечитывая его снова и снова, но никак не могу понять его смысл, а в голове пустота. Раздраженно выдыхаю. «Прекрати. Возьми себя в руки. Это как учиться фехтовать. Чем больше эмоций, тем меньше от тебя толку».

Я стараюсь дышать ровнее, чтобы успокоить бешеное сердцебиение, и расслабляю плечи. И снова смотрю на сообщение. Я разложу его на части, поменяю их местами, прочитаю справа налево – что угодно, лишь бы понять смысл.

– Так, – говорю я. – Самой мне не справиться, поэтому буду думать вслух. Присоединяйтесь, если что-нибудь придет в голову, потому что пока я только напрасно трачу время.

Аарья театрально прижимает руку к груди:

– Ты же не думала, что я стану держать свое мнение при себе, лишив вас возможности ознакомиться с моими глубокими размышлениями?

Я перевожу взгляд с бумаги на Эша, игнорируя Аарью.

– Нам известно, что до сих пор мы с Эшем должны были расшифровывать все послания вместе, так что вряд ли это чем-то отличается. Возможно, в нем тоже есть нечто, что вы все знаете, а я нет. – Я откашливаюсь. – Посмотрим… начинается со слов: «На улицу выйдем, изменой ведомы». – Замолкаю. – Тут мне ничего в голову не приходит. Честно говоря, вообще не похоже на что-то, что мог бы сказать мой папа. – Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть, есть ли у кого-нибудь какие-либо соображения, но все молчат. – Дальше он пишет: «Первый сезон будет смерти открыт». Странно, но слова «сезон смерти» он действительно однажды произнес при мне. Всего один раз, когда мне было шесть лет.

– И он рассчитывал, что ты это запомнила? – недоверчиво спрашивает Эш.

– По правде говоря, да… Это часть истории, которую мы рассказывали друг другу много раз. И… постойте… знаете что? – Чувствую проблеск надежды. – «Час перемен и день выбран искомый» – это тоже может иметь отношение к той истории. – Я читаю следующую строчку. – Но «Львиный вожак будет нами убит» ничего для меня не значит, помимо явной идеи убить Джага.

– Шифр, основанный на личном опыте, – говорит Эш. – Это совпадает с шаблоном.

– Точно, – соглашаюсь я.

– Ну, рассказывай, Эмбер, – настаивает Аарья. – Когда твой отец говорил тебе все это?

Я выгибаю бровь в ответ на прозвище.

– Так, ну, мама умерла в октябре, в год, когда мне исполнилось шесть. В начале декабря у нас не было никакого обычного предпраздничного веселья. Все казалось… неправильным.

Инес сочувственно глядит на меня, а вот Аарья, похоже, сгорает от нетерпения.

– Но как-то вечером, – продолжаю я, – папа зашел ко мне в комнату со стопкой праздничных журналов… у вас такие были? Ну, такие, где все одеты в ужасные рождественские свитера и выглядят как катающиеся на коньках манекены?