Лютер тянется к водительскому сиденью и подхватывает увесистый холщовый мешок, наполненный наручниками. Его он передает ближайшему пассажиру – мрачной бабенке в майке «Chicago Cubs»[47].

– Раздайте это по рядам, быстро, – приказывает он, а в микрофон сообщает: – Все, кто без наручников, будут застрелены.

– Зачем вы так с нами поступаете? – восклицает какая-то женщина.

Лютер наводит на нее «глок» и говорит:

– Идите-ка сюда. Да, вы. Отказ не принимается.

Она на негнущихся ногах делает шаг по проходу.

– Ближе, – командует Лютер. Когда расстояние сокращается до трех метров, он велит ей остановиться.

– Как вас?

– Лилиан. Лилиан Слюсар.

– Мисс Слюсар, вам известно, что такое «двойной удар»?

Она отрицательно мотает головой.

Тогда он ей показывает: менее чем за секунду два быстрых выстрела, один за другим, пронзают ей сердце.

На этот раз воплей нет, а ужас слышен лишь в прерывистых, со всхлипом вдохах и сдавленных вскриках.

– У кого-нибудь еще есть вопросы? – глядя на окаменевшие от страха глаза и лица, спрашивает Лютер. – Вот и хорошо.

В магазине «глока» еще три патрона, но он меняет его на свежий.

– Как у вас дела, Стиви?

Дородный успел добраться до хвоста автобуса.

– Вроде все собрал.

Бабища с мешком наручников находится в полпути от него.

– А у вас, леди-наручница?