Остался только рыбный нож.
Нож так удобно устроился на его раскрытой ладони.
Бешеные пылающие мухи метались над матрасом и деревянными останками кровати, освещенными пламенем, жар от которого ощутил на своем лице Бронкс, когда уставился на костер.
В тот день он, младший брат, просил старшего брата защитить его. Он не предлагал Сэму убивать отца, но оба брата боялись – обнимая друг друга, – что отец рано или поздно зайдет слишком далеко и изобьет младшего сына до смерти.
И Сэм принял свое собственное решение.
Убить.
Вместо того чтобы смотреть, как убивают его младшего брата.
Но после всего именно он, Джон, испугался, побежал к зеленому телефону, висевшему на стене – вон он, тоже теперь лежит в огне, зеленая трубка торчит из пепла, – и позвонил в полицию. Предал старшего брата. Не дал ему ни единого шанса. Сам того не понимая, приговорил Сэма к пожизненному заключению.
Теперь он должен сделать это.
Дать Сэму шанс избежать нового пожизненного срока.
Он обязан – еще до того, как начнется заваруха с оружием в сарае, – дотянуться до Сэма, поговорить с ним, дать ему понять, что завтра для него все может быть кончено.
И если после этого Сэм, несмотря на предупреждение, все же решит продолжать, решит не верить словам младшего брата, – то тогда останется один-единственный вариант.
Тогда Сэму придется самому отвечать за последствия. Жить с ними.
Но
Рыбный нож в руке. Сжать его.
Швырнуть.
В огонь.