– А почему я должен молчать? Почему бы мне и тебя тоже не посадить? На тебе смерть Винсента.
– Ничто не связывает меня с его смертью.
– Ты заманил его туда! Ты приковал его к машине своими сраными наручниками!
– Точно такие же браслеты я бросил и тебе – причем еще до появления там моих коллег-полицейских. У любого беспристрастного следователя твое присутствие в сарае вызовет больше вопросов, чем мое. Так ведь? И в моей версии есть ответ на вопрос, что за груда металла лежит там сейчас. Откуда она взялась. И куда приводит вся цепочка косвенных улик. В общем… если ты не станешь свидетельствовать против Сэма, то
Бронкс попытался прочитать взгляд человека напротив.
Не получилось.
– Ты про пятьдесят миллионов? Бронкс, мать твою, но Винсент-то все равно мертв!
Наверняка Бронкс знал только одно: его две минуты истекли.
– Но я…
И что Лео Дувняк возвращает ему тревожную кнопку.
– … сделаю это ради Сэма.
Они взглянули друг на друга, когда их руки встретились.
– А ради кого
Бронкс забрал черный пульт, открыл дверь камеры, крикнул молодому охраннику, чтобы тот запер за ним дверь. А потом вышел, так и не ответив на вопрос. Потому что это было бы так мелко, так тухло – сказать:
* * *
Сине-белая пластиковая лента трепыхалась в паре метров от входа в полицейское управление на Бергсгатан, такая легкая и летучая на апрельском ветру. Надвинув капюшон, Лео прошел мимо первого полицейского в форме; тот не обратил на него внимания. Когда Бронкс приподнял ленту, они посмотрели друг на друга в последний раз, обменявшись холодными торопливыми взглядами, и пошли каждый своей дорогой: Бронкс назад, в управление, Лео – медленно, вразвалку к Хантверкаргатан, к центру города.