– Продолжай, милый, не останавливайся…

Симоне двигалась все быстрее, тяжелее, по спине и пояснице тек пот. Она громко стонала, выгибалась; остановилась, подрагивая ляжками, снова заерзала, остановилась с тоненьким стоном; тяжело задышала, облизала губы, уперлась руками мне в грудь. Вздохнула и посмотрела мне в глаза, когда я снова начал ударять в нее. Я перестал сдерживаться и в тяжелых сладких конвульсиях излил семя.

Я остановил велосипед возле отделения неврологии, немного постоял и послушал, как шумят птицы на ветвях, посмотрел, как переливаются светлые весенние краски в листве молодых деревьев. Вспомнил, как совсем недавно проснулся рядом с Симоне и глядел в ее зеленые глаза.

В кабинете все было так, как я вчера оставил. Стул, на котором сидела задававшая мне вопросы Майя Свартлинг, все еще был отодвинут, а настольная лампа горела. Всего половина девятого, у меня достаточно времени, чтобы просмотреть записи, сделанные после вчерашнего неудачного гипноза Шарлотте. Почему он оказался таким, каким оказался, понять было просто: я форсировал события с единственным желанием достичь цели. Классическая ошибка, мне следовало помнить об этом. Все-таки я слишком опытен, чтобы допускать подобные просчеты. Бесполезно пытаться заставить пациента увидеть то, чего он не хочет видеть. Шарлотте вошла в комнату, но не захотела поднять взгляд. Комнаты с нее было бы достаточно, Шарлотте и так вела себя мужественно.

Я переоделся в медицинский халат, продезинфицировал руки и задумался о своих пациентах. Мне не слишком нравилась роль Пьера в группе, она была несколько неясной. Пьер увивался за Сибель или Лидией, балагурил, много шутил, но под гипнозом вел себя очень пассивно. Парикмахер, по слухам – гомосексуалист, мечтает стать актером. Внешне Пьер жил вполне полноценной жизнью – за исключением одной повторяющейся детали. Каждую Пасху он вместе со своей матерью покупал билеты на чартерный рейс и отправлялся в путешествие. В гостинице они запирались в номере, напивались и предавались соитию. И мамаша знать не знала, что по возвращении Пьер каждый раз пытался покончить с собой.

Я не хотел торопить своих пациентов; я хотел, чтобы они сами решили рассказать о себе.

В дверь постучали. Не успел я ответить “войдите”, как дверь приоткрылась и в кабинет проскользнула Эва Блау. Она скорчила странную гримасу, словно пыталась улыбнуться, не напрягая мышц лица.

– Нет, спасибо, – вдруг сказала она. – Не нужно приглашать меня на торжественный ужин, я уже поела. Шарлотте прекрасный человек, она готовит мне еду на целую неделю, я кладу порции в холодильник.