– Простите, – повторила она.

Я подождал. Было ясно, что Шарлотте пребывает в глубоком гипнозе. Она дышала тяжело, но тихо.

– Шарлотте, вы знаете, что с нами вы под защитой, – сказал я. – Ничто не может вам навредить, вы хорошо себя чувствуете и ощущаете приятное расслабление.

Она печально кивнула, и я понял, что она слышит меня, следует моим словам, не отличая больше реальности гипноза от действительности. В состоянии гипнотического транса она словно смотрела фильм, в котором сама играла. Шарлотте была и публикой, и актрисой, но не по отдельности, а одновременно.

– Не сердитесь, – прошептала она. – Простите, пожалуйста, простите. Я буду стараться, честное слово, буду стараться.

Я слышал вокруг себя глубокое дыхание своих пациентов и понимал, что мы в “вороньем замке”, что мы добрались до страшной комнаты Шарлотте. Я хотел, чтобы она остановилась, чтобы обрела силу посмотреть вверх и что-нибудь увидела, в первый раз взглянула на то, что ее так пугает. Я хотел помочь ей, но в этот раз не собирался торопить события, чтобы не повторять ошибок прошлой недели.

– У дедушки в спортзале холодно, – вдруг сказала Шарлотте.

– Вы что-нибудь видите?

– Длинные доски пола, ведро, провод, – почти беззвучно проговорила она.

– Сделайте шаг назад, – сказал я.

Она покачала головой.

– Шарлотте, сейчас вы сделаете шаг назад и положите пальцы на ручку двери.

Я увидел, как у нее задрожали веки и из-под ресниц выкатилось несколько слезинок. Обнаженные, без украшений руки она всегда складывала на животе, как старушка.

– Вы беретесь за дверную ручку и знаете, что можете покинуть комнату, как только захотите, – сказал я.

– Можно?

– Поворачиваете ручку вниз и выходите.

– Это же лучше всего – если я смогу выйти…

Шарлотте замолчала, подняла подбородок и медленно повернула голову, по-детски приоткрыв рот.

– Я еще немного останусь, – тихо сказала она.

– Вы одна в комнате?