– Да черт его знает. Может, ты сводишь меня на обед в Бронксе. Тогда я буду знать, что ты читала Свифта.

– Ямайские школьницы знакомятся с «Гулливером» к двенадцати годам.

– Ого… Какой же сюрприз одна из них раскроет в предстоящие сорок минут? Пытливые умы хотят знать. Идем.

Насчет Бронкса он не шутил. Не знаю, почему я ничего не сказала, когда мы не сговариваясь выскочили из такси на подъезде к Юнион-сквер, спустились в метро и прыгнули на 5-й маршрут, направляясь прямиком туда, откуда приехали. Сели мы на трехместное сиденье у двери. Чтобы не ловить на себе взглядов, я старалась не поднимать глаз. Граффити с каждой станцией становилось все гуще. До 96-й улицы в вагоне находились преимущественно белые – старики и женщины, которые никуда не торопились, а также школьники, без спешки едущие домой. Между 110-й и 125-й число белых убавилось, зато прибавилось латиносов и темнокожих. К 145-й в вагоне остались почти одни черные. Все эти этносы не могли сдержать соблазна оглядеть нас. Я уже жалела, что не оделась сиделкой, а мой спутник так похож на Лайла Ваггонера. Черные мужчины, вероятно, прибрасывали, что этот старикан ничего себе, раз может позволить себе темнокожую гетеру. Или, наоборот, недоумевали, что сподвигло его ехать в такую даль к путане. Что еще хуже, ближе к 180-й улице вагон начал освобождаться и стало почти пусто. Случись что, и вступиться некому.

– Ты где-то здесь живешь?

– Нет.

– Я просто так спросил.

– А вы знаете, что ехать на этом поезде в такое место и в такое время дня небезопасно?

– В пять-то вечера? Ты о чем?

– Не просто пять, а пять вечера в Бронксе.

– Ну и?..

– У вас телевизор дома есть?

– В этом мире, Доркас, люди сами решают, чего им страшиться.

– Люди, что живут на Парк-авеню, сами решают, настроены ли они сегодня чего-то бояться. Ну а у нас, остальных, есть предписание: в Бронкс после пяти не ездить.

– Так чего ж мы едем?

– Я не еду. Это вы едете. А я просто сопровождаю.

– Ха. А кто мне сказал о курице джерк на Бостон-роуд? А я тебе сказал, что ямайской кухни не ел с семьдесят третьего года.

– Получается, что у каждого белого должно быть свое ощущение «Сердца тьмы»[250].