Теперь Уэст пристально смотрел на меня:

– Итак, вы не знаете, жива ли она?

Помедлив, я покачал головой:

– Нет.

Мне казалось, что каждая новая ложь затягивает меня еще глубже в трясину.

– Я знаю только то, что после несчастного случая разум ее пришел в расстройство, и ее отвезли в Лондон, – добавил я.

– То есть вы явились ко мне с этим делом именно сейчас ради любопытства какого-то дурака?! – Филип в гневе возвысил голос.

– Мой клиент, вне сомнения, поможет Эллен, если будет знать, где она находится.

– И он также носит фамилию Феттиплейс? Разве в Лондоне нет других обладателей этой фамилии? И он ничего не знает о ней? – Собеседник мой хмурился, и жесткие глаза его буквально впивались в меня.

– Нет, именно поэтому он ищет родственников.

Уэст сел на оставленную мной скамью, отвернулся и пару раз тряхнул головой, как бы пытаясь прояснить ход своих мыслей. Когда он заговорил снова, тон его совершенно переменился.

– Эллен Феттиплейс была любовью всей моей жизни, – проговорил он напряженным голосом. – Я намеревался просить ее руки, невзирая… – Он не договорил фразу и после паузы продолжил: – В день пожара я ехал из Петуорта, чтобы сообщить ее отцу о своих намерениях. Я был при дворе короля, находившегося во время летнего объезда в Петуорте. Мастер Феттиплейс сказал, что одобрит брак, если будет согласна сама Эллен. Я просил его переговорить со мной с глазу на глаз, и его дочь не присутствовала при разговоре. Он дал согласие. Дела требовали, чтобы я в ту ночь вернулся в Петуорт, однако я намеревался вернуться через два дня и сделать свое предложение. В таких делах спешка излишня.

– Конечно.

– Однако на следующий день в Петуорт привезли записку от священника, в которой он сообщил мне о пожаре и о гибели мастера Феттиплейса.

– От преподобного Секфорда? Я говорил с ним в Рольфсвуде.

– Тогда он должен был сказать вам, что Эллен отказалась видеть меня после пожара?

– Да. Как и всех прочих. Простите.

Уэст, казалось, разговорился:

– Я нравился Эллен и понимал это. Однако я не был уверен в том, что она согласится на брак. Она не хотела терять свою драгоценную независимость. Ее отец слишком много позволял своей дочери. – Он погрузился в небольшое раздумье, а потом проговорил, глядя на меня потусторонними глазами, напомнившими мне о Ликоне: – Она была своенравна. И нуждалась в мужчине, способном стать ее господином.

В словах его угадывалась какая-то отчаянная искренность.